Завершает документальный раздел публикация кандидата философских наук А.В. Мартынова. Материал включает в себя вступительную статью, комментарии и письмо (1961 г.) бывшего немецкого разведчика и куратора генерала А.А. Власова по линии отдела «Иностранные армии – Восток» капитана В.К. Штрик-Штрикфельда, которое было адресовано бывшему поручику ВС КОНР и члену НТС М.В. Томашевскому – переводчику апологетической книги немецкого публициста, писателя и историка криминалистики Юргена Торвальда (Хайнца Бонгарца) о власовском движении.

Материалы документального раздела публикуются в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации при сохранении стилистических особенностей документов. Неисправности текстов, не имеющие смыслового значения (орфографические ошибки, опечатки и т. п.), как правило, исправлялись без оговорок. Пропущенные в текстах документов и восстановленные слова и части слов заключались в квадратные скобки. В случаях, когда в текстах были пропуски, эти места отмечались отточием, заключенным в угловые скобки, и оговаривались в текстуальных примечаниях. В текстах документов сохранены подчеркивания, если они носят смысловую нагрузку.

Часть представленных статей и материалов намечают новые пути для дальнейших исследований, необходимых для того, чтобы углубить наше понимание различных проблем и аспектов русского коллаборационизма. Надеемся, что известное методическое и стилистическое разнообразие публикаций, подготовленных участниками данного проекта, – позиция которых, заметим, не всегда совпадает с позицией редакторов-составителей сборника, – будет способствовать развитию исторических знаний по этому вопросу.

Д.А. Жуков, И.И. Ковтун

Понятие «коллаборационизм» [5] в современной науке имеет, фактически, общепризнанное значение: сотрудничество с врагом страны в военное время [6] . В российской историографии этот термин широко используется, однако его толкование остается дискуссионным. Б.Н. Ковалев отмечает, что термин «коллаборационист» нужно применять «для обозначения людей, сотрудничавших в различных формах с нацистским оккупационным режимом» [7] . М.И. Семиряга использовал такое определение коллаборационизма: «измена родине», «содействие в военное время агрессору со стороны граждан его жертвы в ущерб своей родине и народу». Применительно к условиям Второй мировой войны, М.И. Семиряга понимал коллаборационизм как «разновидность фашизма и практика сотрудничества национальных предателей с гитлеровскими властями в ущерб своему народу и родине» [8] . И.А. Гилязов, напротив, считает, что следует разделять понятия «коллаборационист» и «предатель»: «Любой факт предательства в годы войны можно рассматривать как пример коллаборационизма, но не любой случай коллаборационизма есть проявление предательства». В целом, И.А. Гилязов делает вывод, что «с точки зрения исторической науки абсолютно точно и однозначно оценить явление коллаборационизма практически невозможно» [9] .

На наш взгляд, это вполне возможно, если провести детальную проработку термина «коллаборационизм», основанную и на научно-историческом, и на юридическом подходе к этой проблеме. Тем более, что понятие «коллаборационист» с момента его появления стало не только клеймом или стигмой: признание человека коллаборационистом, с точки зрения государства, может повлечь для первого весьма негативные правовые последствия (вплоть до применения смертной казни). Поэтому здесь необходим очень четкий и аккуратный терминологический подход.

Применительно к коллаборационизму граждан СССР в период Великой Отечественной войны, когда это явление было, пожалуй, наиболее значимым в нашей истории, нужно руководствоваться положениями советского законодательства, действовавшего в тот момент. Проблемой здесь является то, что термин «коллаборационизм» в отечественном законодательстве отсутствовал тогда (и отсутствует сейчас), что также является одним из факторов разногласий в толковании этого термина. Однако решить эту проблему можно, если проанализировать правовые нормы советского законодательства периода Великой Отечественной войны, которые коррелируют с общепринятым пониманием термина «коллаборационизм».

Основа государственного подхода к проблеме коллаборационизма в Советском Союзе была отражена в нескольких нормативно-правовых актах. 25 февраля 1927 г. ЦИК СССР утвердил «Положение о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления)». Статья 3 Положения устанавливала уголовную ответственность за «сношения в контрреволюционных целях с иностранным государством или отдельными его представителями, а равно способствование каким бы то ни было способом иностранному государству, находящемуся с Союзом ССР в состоянии войны или ведущему с ним борьбу путем интервенции или блокады».

8 июня 1934 г. это Положение было дополнено двумя статьями, которые получили общее название «Об измене родине»:

Ст. 1.1. «Измена родине, т. е. действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то… переход на сторону врага… карается высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах – лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества».