– Денег не дашь, так и товар не увидишь, – произнес Андрейка, махнув рукой в сторону туесочка берестяного.

– Что у тебя там? – усмехнулся Малыш. – Грибы сушеные?

Андрей молча подошел и показал, приоткрыв крышку.

Агафон несколько секунд молча смотрел на ярко синий песок. Потом поднял свой взгляд на парня и махнул, дескать, следуй за мной. Встал. И удивительно подвижно для своих габаритов пошел. Словно огромный такой медведь. Вроде большой, но отнюдь не неповоротливый.

– Это то, что я подумал? – тихо, почти шепотом спросил Агафон, когда они вошли в амбар с обвалившейся крышей.

– Это краска. Батя сказывал, что зовется ляпис-лазурь.

Купец прищурился, а его глаза сверкнули очень нехорошо.

Дело в том, что минерал, из которого делали ляпис-лазурь в те годы, стоил на вес золота. Однако при его измельчении обычно получали лишь серый порошок. Секретом изготавливать из этого камешка ярко синюю краску владело лишь несколько арабских семей. Из-за чего сама краска стоила еще дороже. Ситуация усугублялась еще сильнее из-за того, что из ста грамм минерала удавалось изготовить всего два-три грамма собственно краски. Поэтому цена какого-то жалкого грамма краски из ляпис-лазури колебалась в районе полусотни грамм золотом. В пересчете на серебро – порядка восьми рублей. Или даже больше.

Огромные деньги!

Из-за чего подобная краска была доступна только очень состоятельным людям. Как и живопись с ее использованием. Дороже нее был только императорский пурпур. Так что Агафон, увидевший, что паренек ему принес, даже как-то растерялся. В туеске было около двух десятых гривенки [24] этой краски. Немного. Но рублей на сто шестьдесят тянуло. А может быть и больше.

По тем годам – очень приличное состояние.

Деньжищи!

И этот отрок с ними вот так запросто ходит?

Дивно…

Причем, что интересно, этого объема совершенно не хватило бы для росписи храма. Но вот для какой-нибудь иконы – вполне. Что позволяло продать туесок одной партией под конкретную задачу. Повышая ценность торгового предложения.

В общем, глаза Агафона очень нехорошо сверкнули, а в голове начали стучать мысли о том, чтобы убить «задохлика» и ограбить. Сто шестьдесят рублей чай на дороге не валяются. Особенно после того разорения, что учинили татары его имуществу.

– Это – наследство отца, – не теряя самообладания, произнес Андрейка, прекрасно все поняв.

– Да ты что? – оскалился Агафон со сквозящим скепсисом.

– Да. И кто знает, что еще он мне оставил. Не так ли?

Пауза.

Агафон пыхтел и напряженно думал, сводя дебет с кредитом.

Отец Андрейки не считался богатым человеком. Да, у него было все необходимое воинское снаряжение. Но с деньгами имелись постоянные проблемы. Хотя иной раз с боя брал хороший барыш, но все спускал на гулянки. Поэтому, имея ТАКОЙ туесок он без всякого сомнения пустил бы его в дело. Мужчина он был простой и бесхитростный. Мудрить не стал бы. Как и клад закапывать.

Откуда парень его взял? Вопрос.

– А что он тебе еще оставил? – наконец спросил Агафон, чуть осипшим голосом.

– А это зависит от того – сговоримся мы, али нет. Мне нужен человечек, что продавать наследство отцовское станет. И так, чтобы обо мне не говорили. Я в тебе не ошибся? Или тебе жадность ум застит?

– Брешешь.

Андрейка достал тельный крест и поцеловал его.

– Я ведь могу тебя убить. За меньшее, – кивнул он на туесок, – убивали.

– Но не убьешь, – расплылся в улыбке Андрейка.

– Это почему?

– Меня человечек ждет. И если я не вернусь, он отцу Афанасию сообщит, что я к тебе пошел – наследство отцово закладывать, чтобы зиму продержаться. А за убийство слуг государевых сам понимаешь, что тебе сделают.

– Что за человечек? – тихо и как-то вяло поинтересовался Агафон. – Не тот ли холоп, которого ты оставил в лодке?

– Ты думаешь, я так глуп? – продолжал улыбаться Андрейка. – И да, я знаю, сколько это стоит. И если мы сейчас сговоримся, то время от времени я буду приносить тебе дорогой и очень интересный товар. А если нет – я уйду спокойно и пойду к другому купцу. А потом к следующему. Если не удастся сговориться – поеду к деду. С ним придется делиться, но он точно поможет.

– К деду? К деду не надо, – засуетился Агафон. Причмокнул губами и, достав нож, осторожно, самым кончиков клинка зачерпнул краску. Поднял ее. И просыпал обратно. – Добрая лазурь. Что ты за нее хочешь?

– Пятьдесят рублей.

– Да ты рехнулся! – ахнул Агафон, хлопнув себя руками по бедрам. Даже нож от удивления выронил.

– Ты за нее в три раза больше получишь.

– Да меня за нее зарежут и вся недолга!

Начали торговаться.

Пришлось еще скинуть. И еще. И еще. В общем – сошлись на восемнадцати рублях. Больше Агафон давать наотрез отказывался. С него ведь спросят – откуда. А как ответ держать? Да и продавать краску придется в Москву везти. Да связи подключать, чтобы к нужным людям зайти.