– Не надо, у меня есть идея получше. Ты когда-нибудь видел этот фильм, "Чужой"?
– говорит Энди.

– Где инопланетянин вылупляется в желудке какого-нибудь чувака и прогрызает себе путь наружу?

– Ага, - ухмыляется Энди.

– Ты хочешь, чтобы я прогрыз себе путь из его желудка? Мне кажется, я слишком большой.

– Нет, чувак, я... ты просто держи его крепче.

Я знаю, что делать. Я видел, как держится "лежачий", когда Стэн смотрел ММА. Я обхватываю Лекса за шею и надавливаю только настолько, чтобы он задремал. Энди рвет штаны, обнажая его искалеченные яйца и задницу. Лекс задыхается. Его ноги шаркают в пыли, а руки цепляются за мою плоть.

Его вздохи превращаются в крик, когда голова Энди исчезает. Его измазанная дерьмом морда высовывается из задницы Лекса, и он делает глубокий вдох.

– Тебе надо получше вытираться, парень, - говорит он, прежде чем снова исчезнуть.
– Рампф, рампф, рампф, - Энди собирается в путь.

Передние ноги Энди исчезают. Остальная его часть извивается, как угорь.

Живот Лекса выпячивается, и я вижу морду Энди, прижатую к растянутой, татуированной коже. Его плоть разрывается, и Энди прорывается наружу, волоча за собой клубок кишок.

– Тарр-дарр, - ворчит Энди.

Лекс выблевывает ведро крови.

– Вся эта кровь действительно хорошо пахнет. Tатуировки cъедобны?

Энди пожимает плечами, и мы жадно глотаем кишки и сочные органы Лекса, пока он слабо пытается оттолкнуть нас. Когда мы заканчиваем, Лекс лежит неподвижно. Его незрячие глаза смотрят на заходящее солнце. Раздутые мы заползаем под машину и засыпаем.

БЕЗНОГИЕ

На следующее утро мы проснулись после рассвета.

– Нам понадобится немного сил для путешествия. Мне как раз есть куда пойти позавтракать, - говорит Энди.

Мы совершаем приятную прогулку по пригороду, встречаемся с другими собаками и мочимся на неизведанную территорию, прежде чем оказываемся у здания с вывеской "Детский сад маленьких маффинов". Дети весело играют на огороженной детской площадке.

Мы обмениваемся понимающими взглядами. Единственный способ добраться до детей - через приемную. Кто-то обязательно нас впустит. Мы терпеливо ждем, пока не прибывает женщина, одетая в штаны для йоги, щеголяющая выпирающим лобком, чтобы высадить своего ребенка, одетого с головы до ног в дизайнерскую детскую одежду. Мы радостно виляем хвостами и тяжело дышим, но она нас игнорирует. Мне приходится держать себя в руках, чтобы не укусить ребенка или ее задницу. Когда она открывает дверь, мы врываемся внутрь.

– Пожалуйста, Эми, пускать собак внутрь запрещено, - говорит секретарша, дородная женщина лет сорока пяти.

– Они не мои. Они просто последовали за мной, - отвечает Эми.

Секретарша впускает ребенка и выходит из-за стола, чтобы проводить нас. Она наклоняется, чтобы поднять Энди.

– Пошла ты, сука, - рычит Энди и впивается зубами ей в нос.

Я кусаю Эми за лобок. Мой рот взрывается от вкуса пизды, и мой член становится твердым, как камень, за наносекунду. Он хочет трахнуть ее прямо сейчас, но краем глаза я вижу, как восхитительные дети играют зa стеклянным экранoм. В животе у меня урчит, изо рта течет слюна.

– Сначала еда, потом "киска".

Я оставляю Эми, свернувшуюся в клубок, баюкающую свою изуродованную пизду. Я бегу вверх и врываюсь через раздвижную дверь на детскую площадку. Повсюду дети - на решетках для обезьян, в песочнице, играют в скакалку, и даже круглолицый мальчик в инвалидной коляске ест пакет картофельных чипсов и играет на своем айпаде.

– Давай убьем их всех, а потом будем пировать, - говорит Энди, догоняя меня с висящими на его челюстях волокнистыми кусками плоти.

Две хорошенькие рыжеволосые девочки с косичками и веснушками, увидев нас, бросают скакалку и бегут к нам.

– Славные собачки, - говорят они, похлопывая нас.

Это будет проще, чем я думал. Я хватаюсь за ближайшую косичку и яростно трясу ее владелицу, пока не слышу треск. Я бросаю мертвую девочку на землю, куда она падает сморщенной кучей, ее голова вывернута вперед.

Другая девочка кричит и бежит. Энди кусает её за пятку, и она тяжело падает. Она садится, рыдая и держась за ободранное колено. Я сжимаю челюсти на ее затылке. Ее голова отлетает, как бутылка из-под содовой, и из обрубка брызжет кровь.

– Эй!
– пожилая женщина смотрит на нас через плечо.

Она сидит на корточках у детского бассейна, наблюдая за группой детей, играющих со своими пробковыми лодками. Прежде чем она успевает подняться, я налетаю на нее и толкаю в детский бассейн. Дети визжат и бегут. Я крепко сажаю свою задницу на ее погруженную голову, пока ее сложенное тело не перестает протестовать, а затем вонзаю свои клыки в ее шею. Брызжущая кровь окрашивает воду в розовый цвет.

Энди подбегает к калеке и грызет его бесполезные ноги. Он слишком занят своими солеными закусками и играми, чтобы заметить это. Я бросаюсь к обезьяньим барам, где мальчик и девочка, держась за руки, кричат, требуя своих мамаш. Я вскакиваю и бросаюсь на качающегося мальчика. Мои челюсти разрывают его ногу ниже колена, и она крутится под ним, пока волокнистая ткань не разрывается, и его голень не падает на землю. Он продолжает биться и вопить, пока его обрубок поливает меня кровью. Я сжимаю челюсти вокруг оставшейся ноги и свисаю с нее, тащa его вниз. Он падает на спину и бьет маленькими кулачками. Я разрываю его грудь и хрумкаю хрящами и костями, прежде чем вырвать его сердце и проглотить его целиком. Я чувствую, как онo бьется у меня в животе. Теперь это свежая еда.