— Нет.

— А она не говорила, когда уезжала, куда собирается?

— Точно она не сказала. Но спрашивала про тот дом для выздоравливающих, «Ля Палома». Ей хотелось проверить, там ли работает сейчас миссис Джонсон.

Обратно я возвращался по почти пустынной автостраде, навстречу попадались лишь немногочисленные грузовики. Я чувствовал, что оставил позади барьер, отделявший конец ночи от холодного раннего утра, и в состоянии обходиться без сна, в случае необходимости, еще целый день.

Оставив машину на стоянке возле приюта «Ля Палома», я нажал звонок служебного входа. Внутри послышались бормотание и шлепающие шаги. Дверь приоткрылась на цепочке, и я увидел чернокожую медсестру.

— Я был здесь вчера вечером, — сказал я.

— Я вас помню. Если вы ищете миссис Джонсон, то пришли неудачно. Она второй раз за ночь оставила дом на меня. Я чуть жива от усталости, а до конца смены еще много часов. Разговор с вами не облегчает мне работу.

— Я вас понимаю. Мне тоже пришлось всю ночь работать.

Она недоверчиво посмотрела на меня:

— Чем же вы занимались?

— Я детектив. Вы позволите мне войти и немного поговорить с вами, мисс…

— Миссис. Миссис Холмэн. — Она со вздохом сняла цепочку. — Хорошо. Только побыстрее.

Мы остановились, прислонившись к стене, в темном вестибюле. Вздохи и стоны пациентов, вперемешку с неравномерным шумом, доносившимся с автострады, сливались в аккомпанемент, сопутствовавший музыке раннего утра.

Лицо девушки растворялось в темноте, а ее глаза казались блестящими глазами ночи.

— Что вы хотите узнать? — спросила она.

— Почему миссис Джонсон пошла домой?

— Позвонил Фрэд. Это ее сын. И сказал, что старик снова сходит с ума. Он жуткий пьяница, и только она способна его утихомирить, когда он в таком состоянии. Она взяла такси и поехала домой. Я на нее не в обиде: в конце концов, нужно же было что-то делать. — Она глубоко вздохнула; я почувствовал в темноте тепло ее дыхания. — Я не могу осуждать миссис Джонсон. У меня у самой есть пьяницы в семье.

— Вы когда-нибудь были у нее дома?

— Нет, — решительно отозвалась она. — Если у вас больше нет вопросов, то не стоит терять время.

— У меня еще несколько вопросов. Это очень важно… вопрос жизни и смерти.

— Чьей жизни? — удивленно спросила она. — Чьей смерти?

— Одной женщины по имени Бетти Сиддон. Она работает в редакции здешней газеты.

Я услышал, как она глубоко вздохнула.

— Вы слышали раньше это имя?

— Да. Слышала. Она звонила из редакции в самом начале моего дежурства. Ей хотелось знать, есть ли среди наших пациентов женщина по имени Милдред Мид. Я ответила ей, что эта женщина находилась у нас какое-то время, но теперь переехала. Ей захотелось самостоятельности, и она наняла домик в Магнолия Корт. Впрочем, мисс Мид поселилась у нас вследствие связей с миссис Джонсон.

— Каких связей?

— Они в родственных отношениях друг с другом.

— В каких именно?

— Они мне не говорили.

— Миссис Джонсон знала о звонке мисс Сиддон?

— Нет. Я не хотела ее волновать. После отъезда мисс Мид она была очень недовольна. Можно сказать, что она отнеслась к этому, как к личному оскорблению. Они тогда ужасно поссорились. Откровенно говоря, чуть не разодрались. Обе они слишком вспыльчивы и легко теряют контроль над собой, как мне кажется.

Ее красноречие показалось мне наигранным; у меня было такое впечатление, что своими словами она создает дымовую завесу, заслоняющую от меня то, что мне хотелось знать.

— Мисс Сиддон приезжала сюда сегодня вечером? — спросил я напрямик.

— Нет. — Ответ прозвучал столь же решительно. Но ее ресницы слегка подрагивали, как будто пытались скрыть какую-то мысль.

— Если она здесь была, вы должны непременно сказать мне об этом. Ей может угрожать серьезная опасность.

— Мне очень жаль, но я ее не видела.

— Это правда, миссис Холмэн?

— Перестаньте сверлить мне дырку на голове! — неожиданно взорвалась она. — Я очень сожалею, что происходит что-то недоброе и что ваша знакомая впуталась в неприятную историю. Но это не моя вина. Может быть, вам больше нечего делать, а меня ждет работа.

Я неохотно простился с ней, чувствуя, что она знает больше, чем говорит. Атмосфера дома призрения, с его стариками, болезнями и подавляемой болью, сопутствовала мне до самого дома Джонсонов.

Высокий старый дом был погружен в темноту. Казалось, он висел надо мной на фоне звезд, как мрачное прошлое, состоящее из нескольких слоев, означающих ряд поколений. Я постучал в дверь, затем, не дождавшись ответа, еще раз.

У меня было желание заорать на дом, как ранее Джерард Джонсон, и я начинал подумывать, не схожу ли, подобно ему, с ума. Облокотившись на стену, я посмотрел на тихую улицу. Я поставил машину за углом, поэтому проезжая часть была совершенно пуста. Над зарослями оливковых деревьев показалась бледная полоска неба, которая все больше светлела.