– Сильно облегчило.

На долгое время воцарилась тишина, которую нарушили лишь звуки приближающегося экипажа и стук копыт. Карета подъехала, и Джорджиана собралась уходить. Он не хотел её отпускать. Уэст вспомнил о пёрышке в кармане пиджака у сердца, и на короткое безумное мгновение ему захотелось также близко прижать к себе Джорджиану. Он отогнал мысль.

– У вас нет компаньонки?

Она оглянулась на маленькую невзрачную служанку в нескольких футах от них.

– Я отправляюсь домой, сэр. Наш разговор станет самым непристойным занятием за весь вечер.

Он мог придумать множество непристойных занятий, которыми с радостью бы с ней занялся, но, к счастью, в этот момент подъехала его двуколка и спасла от безумных размышлений. Посмотрев на Уэста, леди Джорджиана выгнула бровь.

– Двуколка? Вечером?

– Мне необходимо быстро передвигаться по городу в погоне за новостями, – ответил он, когда его конюх спрыгнул на землю. – Двуколка для этого очень подходит.

– А заодно для того, чтобы сбегать с балов.

Он склонил голову.

– И для этого тоже.

– Возможно, мне тоже стоит обзавестись двуколкой.

Он улыбнулся.

– Сомневаюсь, что дамы из высшего общества одобрят.

Она вздохнула.

– Не думаю, что мне следует так говорить, но пошли эти дамы к чёрту.

Этим остроумным высказыванием, произнесённым слегка скучным тоном, леди Джорджиана собиралась позабавить Уэста, и менее проницательный человек обязательно бы усмехнулся, не заметив скрытых ноток.

Ноток грусти. Утраты. Разочарования.

– Ведь вам же ничего из этого не нужно?

Она удивилась, но не стала притворяться, будто не поняла. Ему нравилась её прямолинейность.

– Я сама заварила эту кашу, мистер Уэст. Самой мне её и расхлёбывать.

Она не хотела возвращаться. Не хотела себе такой жизни. Это было совершенно очевидно.

– Леди Джорджиана, – начал он, не зная как закончить предложение.

– Доброй ночи, мистер Уэст.

Она начала спускаться по ступенькам в сопровождении своей неприметной горничной, направляясь к карете, которая умчит её подальше от этого места, от этой ночи.

Подальше от Уэста.

Она соберётся с силами. Залечит раны. И выйдет на сцену завтра.

А он сделает всё возможное, чтобы уберечь её от стаи стервятников.

Уэст редко интересовался высшим обществом и ещё реже благородными дамами, которые доставляли больше хлопот, чем приносили удовольствие, чересчур драматизируя события. Но в леди Джорджиане было что-то такое до боли знакомое. Что отзывалось в его душе. Возможно, обречённость. Досада. Жажда чего-то ему непонятного, но от того более интригующая.

Он долго смотрел ей вслед, подмечая, как уверенно она двигается. Уэст поймал себя на том, что зачарованно наблюдает за тем, как её светлые юбки словно гонятся за ней, будто боясь отстать, если не проявят расторопность. За тем, как Джорджиана придерживает эти самые юбки, пока слуга помогает ей забраться в карету.

Он мельком увидел ножку в блестящей серебряной туфельке. На мгновение его заворожило зрелище стройной, скрывающейся в тени юбок лодыжки, но тут Джорджиана исчезла из виду и дверь кареты захлопнулась. Сопровождающий мужчина внушительных размеров, которого, без сомнения, нанял её богатый брат в целях безопасности, убрал фиксатор с задних колёс кареты, прежде чем взобраться на запятки и сигнализировать кучеру, чтобы тот трогался.

Уэст задумался, что бы он написал о Джорджиане.

Леди Д - это не просто женщина с поруганной репутацией, преследуемая скандалом за прошлые грехи. Она та, кем мы все хотели бы быть без оглядки на общественное мнение. Как ни странно, несмотря на своё прошлое, она чище нас всех. Её не коснулось наше влияние. И это, пожалуй, самая большая ценность.

Слова давались ему легко. Всё потому, что правдивые статьи писать не составляло труда.

К сожалению, их плохо покупали.

Он забрался на козлы двуколки, забрал вожжи и отпустил конюха до утра. Уэст любил править лошадьми сам, находя ритмичный стук копыт и колёс успокаивающим.

Он следовал за её каретой, которая, покидая владения Уорингтонов, двигалась со скоростью улитки, и его мысли вновь вернулись к Джорджиане. Уэст представлял себе, как она задумчиво сидит внутри и разглядывает фонарики на стоявших вдоль улицы экипажах. Как она воображает, что и её карета могла находиться рядом с остальными, если бы ей не пришлось покидать бал одной из первых. Если бы она осталась и продолжила танцевать с многочисленными джентльменами, пока ноги не заболят, а всё тело не станет ломить от усталости. Если бы она не сбегала от высшего общества, а царила в нём, словно королева.