На следующий же день, 16 июня, когда мы с мужем сидели вечером в натопленной комнате в Борзовке (он читал военные главы из "Войны и мира" Толстого, я шила тюлевые занавески), Би-би-си и "Голос Америки" сообщили, что по Москве распространяется протест Солженицына против помещения Ж. Медведева в психиатрическую больницу, в котором он сравнивает это действие с духовным убийством.

Нашлись такие, кто протест счел недостаточно сильным: "слабо", "не потрясает!" Другие поощряли, торопили, толкали. Третьи - отговаривал и, испугавшись за Александра Исаевича. Вскоре к нам придет письмо:

"Дорогой Александр Исаевич! Зачем вы это сделали? Ваш протест его не спасет. Его не спасет заступничество академиков, обладающих "официальным" весом (общественным). Вы же для власть имущих - отщепенец. Что, кроме злобного удовлетворения, родят в их черных душах Ваши грозные напоминания? Кого из распоряжающихся нашими судьбами гложет мысль о потомках, которые проклянут их. Вы хотите своим именем, своим словом вызвать волну протестов. Но неужели Ваша роль - роль детонатора? А не факела? Не пламени, не гаснущего, не сбиваемого ни ветром, ни непогодой? Конечно, письмо получит резонанс в "демократических кругах" и на Западе. Но не слишком ли дорого стоит этот резонанс?

Вы бьетесь с неправдой Вашими книгами - это так очевидно. Почему же умные, талантливые люди, причастные к "демократическому движению", не понимают этого?

Ваше письмо, не спасая Ж. Медведева, навлекает опасность на Вас - и не только как на человека, но и как на писателя, который еще не все успел сказать людям"1.

1 Г. Р., 17.06.70.

Среди очень заметных людей, сделавших все возможное для освобождения Жореса Медведева, был и Александр Трифонович Твардовский. Он даже ездил в Калужскую психиатрическую больницу, где находился Медведев, совершенно не догадываясь при этом, что дважды проезжал мимо нашей дачки, которую он так и не узнал никогда!

Нажим общественности, в том числе и академиков, был столь силен, что собирали даже специальные совещания с участием министра здравоохранения Петровского, психиатров Морозова и Снежневского, академиков Капицы, Сахарова, Александрова, Семенова, Астаурова. Врачи, министр утверждали, что Жорес Медведев болен "параноидальным реформаторством". Другие категорически возражали.

17 июня утром и днем западные радиостанции снова повторили все о Медведеве и о солженицы-нском протесте. Би-би-си пообещало дать в вечерних известиях комментарии Мориса Лейти. И вдруг в 17.45 Би-би-си поведало нам, что Жорес Медведев... освобожден!

Оказалось, что Жореса Александровича выпустили из психбольницы в 10 часов утра того дня без диагноза, без каких бы то ни было рецептов.

В тот же день писатель Каверин был вызван в Союз писателей: зачем вмешивался? Медведев на самом деле болен! Но Каверин резонно им возразил: "Почему же его выпустили?" (Он уже знал, а те - нет!)

Нас посетил сам Жорес Александрович. Вся эта невеселая история его потрясла: присущей легкости, даже беззаботности - как не бывало! Но в общем замечательно, что его выпустили. Даже как будто собираются восстановить в том же институте.

Александр Исаевич теперь может спокойно заниматься "Августом". Однако работается ему трудно. Часто уходит думать в лес, а то и писать там под раздвоенной березкой. Говорит, что по-другому пишется, возникают совсем иные мысли.

Я спросила, будет ли юмор, которым так богат "Круг", в его новом романе. Ответил, что он уже думал об этом. Но, с другой стороны, какой же юмор, когда война?

За одной трудной главой идет другая. В том числе о самоубийстве Самсонова. И вообще легких глав у него не осталось, все трудные. В пасмурные дни я уезжаю в "Сеславино", чтобы дать возможность мужу до конца углубиться в творчество.

По вечерам продолжаем заниматься пословицами. К концу июня закончили: окончательно распределили по алфавиту все особенно значительные, важные, с точки зрения Александра Исаевича, пословицы. Иногда я читаю мужу свою рукопись. Уже добралась до главы "Еще учитель". Он поругивает меня за лишние подробности: "Пиши то, что интересно другим, а не то, что интересно тебе!"

Но неизменно одобряет мои "связки", а кое-какие страницы даже находит безукоризненными. Бывает, хвалит меня за какие-нибудь находки. Нечего и говорить, как важно для меня такое поощрение.

Однажды, просматривая рукопись перед переводом ее на машинку, придумала вдруг, как можно дать ненавязчиво, не перегружая, краткую биографическую справку. Не подробно, а... пунктиром:

"Родился... воспитывался..." - и т. д. Поделилась этой мыслью с мужем. Он нашел, что это у меня "настоящая находка"!

Побывали в Большом театре на премьере "Войны и мира" Прокофьева. Дирижировал Ростропович. Наташу пела Вишневская. Была прелестна, словно девочка. Нам понравилось все: и музыка, и постановка. Александр Исаевич сказал Ростроповичу: