А потом узнала как-то, что в Рязанском пединституте их "философ" говорил, что Хрущев ошибся, напечатав "клеветническую" повесть. У него спросили: "Значит, этого не было?" Он на это ответил: "Было. Но не надо фиксировать на этом внимание".

А по западному радио как-то слышим: "Один день Ивана Денисовича" более раннее, но более тонкое произведение".

Александр Исаевич немного простудился. И потому ему особенно мило дома. Слышу от него:

– В каком-то отношении здесь лучше, чем в Борзовке: рояль, тепло, тихо, безопасно, воздуха только не хватает.

Работается ему хорошо. А по вечерам мы даже бываем в концертах, куда ездим на своем безотказном "Денисе". То слушаем Баха и Моцарта в исполнении ансамбля Баршая2, а то - 7-ю симфонию Бетховена и 3-й концерт Рахманинова в исполнении Московского симфонического оркестра3. Дирижер - Ю. Симонов, солист - Могилевский.

1 27 сентября 1968 года.

2 28 сентября 1968 года.

3 5 октября 1968 года.

Из-за этого последнего концерта Александру Исаевичу пришлось прервать свою работу раньше времени, когда естественное многоточие еще не было поставлено. А потому в концерт он поехал раздраженным. Ответить за это пришлось тогда еще молодому дирижеру Ю. Симонову.

Этим концертом в Рязани открывался новый сезон выступлений симфонического оркестра. Симонов, прежде чем поднять свою дирижерскую палочку, обернулся к залу и сказал рязанцам-любителям музыки несколько слов приветствия. Он сразу же решительно всем не понравился моему мужу. И раньше, чем прозвучали первые такты 7-й симфонии, его отношение к дирижеру было определено. Превосходное звучание оркестра уже не в состоянии было переубедить Александра Исаевича. В нем сработало то, что он называл интуитивным познанием.

Встал на следующее утро муж сердитым. Но уже в 10 утра, выйдя из дальней комнаты, сказал: "Только сейчас я закончил то, что должен был закончить вчера: помешал концерт".

А еще на следующий день, 7 октября, он закончил "Читают "Ивана Денисовича". Вещь эта дается мне для перепечатки.

Все же случай с дирижером Симоновым меня расстроил. Мне почудилось в том еще и что-то другое, кроме обычного раздражения от необходимости прервать работу. Как можно так составлять свое мнение о ком бы то ни было? На сцену вышел молодой, подвижный мужчина и сказал несколько приветственных слов аудитории. При этом он ухитрился всем своим обликом и поведением не понравиться Солженицыну. И тут же ему был вынесен приговор и как дирижеру. Что за самоуверен-ность? Ну я понимаю - в литературе. Но откуда - и в музыке?..

В те же дни у меня с мужем произошел такой разговор. Меня почему-то вдруг потянуло к Шуману. Стала вспоминать, а то и разбирать его "Вечер", "Ночью", "Пестрые листки", "Арабески"... Поделилась своим настроением с мужем.

– Я считаю Шумана композитором второго разряда, - отрезал он.

– А... Шуберта?
– спросила я, зная его любовь к нему.

– А Шуберта - первого.

– Но ведь это не так, он не ниже.

– Давай спросим у Ростроповича, Юдиной - ведь мы знакомы с такими авторитетами!..

Одним словом, оказывалось, что мнение обо всем имеют право иметь лишь авторитеты да еще Солженицын.

Невольно я сопоставила это с его всевозрастающей требовательностью ко мне, с его изменив-шимся поведением по отношению к тетям. Помню, когда муж только-только стал известен, Рязанское отделение писателей сразу же предложило ему прикрепиться к спецполиклинике. Он написал заявление о прикреплении его и всей его семьи, включая тетей. Когда ему возразили, он ответил: "Я не могу делать различий внутри своей семьи". Позже Шундик просто отвез его в спецполиклинику и прикрепил почти насильно. Тетей не удалось прикрепить. Но заявления своего Александр Исаевич так и не переписал. А теперь Александр Исаевич предпочитает обедать не всей семьей. Может перед отъездом в Москву с тетями и не попрощаться...

Другим становится мой муж. Самоуверенным... Безапелляционным... А порой и заносчивым...

Но сказать ему об этом - нельзя. Услышишь в ответ: "Ах, тебе не нравится, уеду!" Ведь к его услугам и комната в Москве у женщин Чуковских, и Переделкино Корнея Ивановича, да и всякие другие приглашения! А там от него ничего не требуют. Напротив, кое-кто находит, что он недостаточно нахален иной раз!.. Как же быть?.. Что я могу... одна?.. Как противостоять чужому влиянию?..

В общей сложности Александр Исаевич на этот раз прожил дома две недели. Ему хорошо работалось. Погода была унылая, а потому в Борзовку его не тянуло. По вечерам гулял в сквере. Нет-нет кто-нибудь решался с ним заговорить, а то и получить автограф.

Но как только потеплело, выглянуло солнышко, Александра Исаевича снова потянуло в любимую Борзовку. К тому же там столько еще не сделано! Как мне тоже хотелось бы поехать туда с ним! Но нет, предстоящий учебный год, во всяком случае, я должна еще работать. А там видно будет.

Однажды я воспользовалась хорошим настроением мужа и заговорила с ним о своей мечте уйти с работы.

– В пятьдесят лет женщина может оставить работу, - согласился со мной муж.

К концу учебного года мне уже исполнится 50! Неужели же получу наконец желанную свободу?..