— Сударыня, — тихий голос отвлек меня от созерцания яркого, как всегда в феврале, светло-голубого неба, — сударыня, а эти ваши слипы, правда защищают от демонов так же, как кирка?

Я оглянулась. Одна из бомжиков, ее звали Варуха, стояла в отдалении и смотрела на меня умоляюще. Варуха даже в иерархии бомжей была, что называется ниже плинтуса. Тупая, ленивая, вечно сонная баба, которая не в состоянии была даже махать веником на кухне. Ее даже бабка Пашка не ставила на дежурство, и она большую часть времени проводила в храме, отсыпаясь в каком-нибудь углу неопрятной кучей тряпья.

— Правда, — кивнула я и встала, собираясь уходить. Ну, не с Варузой же вести интеллектуальные беседы.

— Сударыня Василиса, — кинулась она ко мне в ноги, обхватывая их и вцепляясь, как клещ, — умоляю, дайте мне их! Я для вас все, что угодно сделаю, сударыня. Умоляю!

— Варуха, — удивилась я, — а тебе-то они зачем?

Все оказалось довольно просто, у несчастной было что-то типа клаустрофобии, и она каждую ночь с вечера до утра, тряслась от страха в кирке. И поэтому днем ходила сонная и тупая. И мне ее, конечно, стало жалко. Но не дарить же ей трусы, которые я могу продать за пятьдесят фуртов?

— Хорошо, — решила я, — я сошью тебе слипы, которые будут защищать тебя от демонов так же, как кирка. Но ты должна кое-что сделать для меня…

Я выдала Варухе задание и она с непривычным рвением умчалась в город выполнять то, что я велела. А я пошла к святоше. Надо было обсудить еще один вопрос. Надеюсь, он меня не выпрет за такую идею.

Слипов у меня сейчас еще много. И с такими ценами на мой товар я могу, вообще, не париться и всю жизнь прожить, как у Христа за пазухой. Но с другой стороны, как только мои обережные слипы станут более-менее популярны, тут же найдутся ушлые белошвейки, которые повторят их и предложат свои варианты слипов всем слоям населения.

А это значит, что я, рискуя своей жизнью и практически стоя одной ногой на костре, провожу разъяснительную работу, убеждая в эффективности защиты слипов от демонов, а они потом придут на готовое и загребут себе большую часть прибыли. У меня трусы, конечно, шикарнейшего качества, но зато их ограниченное количество. А вот сшить можно хоть миллиард слипов. И даже если продавать по фурту, а то и дешевле, получается гораздо выгоднее, чем у меня.

А значит нужно самой открывать мастерскую по пошиву слипов, и не абы как, а при храме, потому что это повысит доверие к обережным слипам и, самое главное, позволит установить монополию на этот вид деятельности. А десять процентов в такой огромной монополии гораздо лучше, чем сто в маленькой мастерской. Главное, все правильно оформить. Все швейные мастерские при всех храмах открывались исключительно через меня. Да, я буду жертвовать храму большую часть прибыли, но зато можно не бояться, что кому-то придет в голову обвинить меня в ереси.

И еще, если получится, я усмехнулась, инквизиция у меня будет с рук есть. Как и святой отец.

— Нет! — решительно отверг мою идею святоша, — нет и нет! Храм — это не лавочка!

— Обязанность храма думать о своей пастве, — возразила я, — а несчастные женщины, страдающие каждую ночь в кирке, тоже часть этой паствы. И вы обязаны позаботиться об их комфорте.

— Ты можешь шить свои слипы сама, — не уступал мне святоша, — зачем тебе храм?

— Потому что храму нужны деньги, — пожала я плечами. Ну, не могу же я сказать, что хочу приручить святого отца и инквизицию?

— Храму не нужны деньги! — воскликнул святоша, — храм живет на пожертвования!

— Не нужны? — прищурилась я, — а напомнить, как жили бомжики в работном доме до того, как стали зарабатывать для храма? А не помните ли вы, святоша, о рыночных беспризорных мальчишках и девчонках, для которых храм мог бы построить сиротский приют? А рассказать вам сколько людей в городе едва сводят концы с концами, и как храм мог бы помочь им, выдавая продукты и одежду?

— Храм должен заботиться о душе, а не о теле, — буркнул святоша, но я видела, еще немного и он сломается. Я же знала, что для него важно, и давила именно туда.

— Если человек голоден, то вряд ли он способен думать о своей душе, святоша. Мой отец говорил, — снова нагло соврала я, — что в первую очередь человек думает о том, как утолить голод и жажду, потом — как обеспечить собственную безопасность. И только когда удовлетворены эти потребности, начинает думать о Боге.

— Человек всегда должен думать о Боге…

— Давайте мы только попробуем? А если вам не понравится результат, то я выкуплю у храма мастерскую и лавку, — при этих словах святоша вздрогнул, — за двойную цену. Идет?

Святоша молчал. Я ждала. Я знала, что он согласится.

— Идет, — наконец выдавил он. И тут же заворчал себе под нос, — пусть только появятся эти два брата, которые тебя ко мне привезли… Как же я прекрасно жил, пока тебя не было, Василиса.

Я пожала плечами и рассмеялась.

Варуха не просто так бегала по городу отрабатывая обещанные слипы, она добывала мне информацию. У нее обнаружился недюжинный талант к сбору и анализу сплетен. Вот что значит правильная мотивация.

Именно от нее я узнала, что купец, держащий лавку на центральной площади, прямо напротив храма, на грани краха. За зиму у него пропало три каравана, причем на последний он брал деньги у ростовщиков. И теперь кредиторы осаждали его требованием вернуть деньги.