Шрифт:
Бинго! Святоша аж засиял и снова меня по плечику погладил:
— Ну, ничего-ничего, хорошо, что осознаешь ты глубину своего падения. Значит не успел демон душой твоей в полной мере овладеть. Только тело твое скверной наполнилось. Изгоним мы скверну из тела твоего, дитя. Помолимся…
Вот оно подходящее время! Я мысленно потерла ладошки и, на мгновение замолчав и сделав вид поиспуганней, заголосила снова:
— Горе мне, горе! Святой отец! Все молитвы позабыла я! Ни одной не помню, как и не было! Что же такое со мной случилось?! Что демон проклятый со мной сотворил?!
Святоша нахмурился, махнул Фролу-или-Титу, отпуская его. А когда тот ушел, склонился надо мной и спросил строго:
— Совсем ничего не помнишь?
Я все это время выла и раскачивалась, изображая рыдания, но ушки-то держала на макушке, наблюдая за всем происходящим из-под полуприкрытых век. И четко уловила, как изменился взгляд святоши.
Черт возьми, вот она, эта черта, которая определит мое будущее. И с одной стороны от нее — костер, в котором меня сожгут, если я не выкручусь…
— Совсем, — натурально всхлипнула я и перекрестилась, стараясь, чтобы это выглядело как привычный жест, — истинный крест, ничего не помню, святой отец!
Святоша моргнул и похлопал меня по плечу:
— Пойдем, дитя, изгоним из нутра твоего скверну…
Фу-ух! Я выдохнула и поднялась с колен. Костер прямо сейчас отменяется. Спасибо бабушке! Научила меня креститься.
Мы прошли во внутренние помещения храма. Там святоша велел мне раздеться, чтобы демон не спрятался в одежде, лечь обнаженной на специальную приступочку, застеленную красной тканью, и накрыться плотным покрывалом. А сам куда-то удалился.
В комнате было темно и пусто. Только эта приступочка в центре и одна короткая свеча, которая еле-еле освещала небольшой круг у входа в комнату.
Деваться было некуда. Костер все еще горел рядом… и маячил монастырь, что в моем понимании не многим лучше.
Так что скинула одежду, улеглась и накрылась. И, как святоша велел, громко заорала, что готова к изгнанию демона.
Святоша вошел и, обойдя приступочку по кругу, по очереди привязал руки
и ноги, распиная меня. Я была к этому готова, так что не нервничала. Видела же по телевизору, как обряд экзорцизма проходит. И уже готовилась выть и биться, чтобы правдоподобно было. Даже отрепетировала мысленно, что именно и когда делать буду.
Но святоша, обездвижив меня, медленно снял свою рясу, рубаху и принялся развязывать завязки на широких штанах…
— Святой отец, — прошептала я, во все глаза глядя на эти недвусмысленные приготовления, — а как вы демоново яйцо изгонять будете?
— Так удом, дитя мое, — невозмутимо ответил святоша, — удом…
Я на секунду замерла, а потом расхохоталась. Я смеялась и никак не могла остановиться. Ведь попалась, как дурочка… хотя с другой стороны, я же вчера готова была к такому исходу. Вот, получи и распишись. Сама просила.
А святоша забрался на приступочку и, стоя надо мной на четвереньках, заглянул в глаза.
— Ты чувствуешь, дитя мое? Это демон в тебе смеется и плачет, — а потом откинул покрывало и с молитвой на устах начал процесс изгнания демона и его яйца…
Утром я проснулась в той же келье, на той же самой приступочке, которую здесь использовали вместо кровати. Потянулась, растягивая мышцы и засмеялась. Все оказалось совсем не так уж и страшно. Собственно, совсем не страшно. Но вчера я понервничала.
Еще бы, когда голый мужик привязал тебя к кровати, разделся сам и встал на четвереньки прямо над тобой, меньше всего ждешь, что он будет просто молиться.
А он молился… просто молился, изредка прерываясь, чтобы сунуть мне в рот маленькие кусочки сухой, но жутко соленой булки и дать запить до приторности сладким вишневым компотом. В первый раз я даже сопротивлялась. Мало ли что этот придурок мне в рот сунуть собрался. Но он просто зажал мой нос, и я была вынуждена открыть рот, чтоб не задохнуться.
Когда оказалось, что мне не травят, а кормят, пусть невкусно и мало… но у меня-то с утра маковой росинки во рту не было… я уже не сопротивлялась. Жевала и глотала, все что дают.
А еще ждала, когда святоша меня насиловать будет. А он все стоял надо мной, с висящим на полшестого удом, и бормотал свою молитву.
Успокоилась я быстро. А чего трястись-то если ничего плохого не происходит? Еще бы мяса дали, вообще бы хорошо было.
От нечего делать святошу хорошенько рассмотрела… ну, сколько видно было. Свеча же далеко стояла и горела еле-еле.