— Разумеется, мы рассматриваем и такую возможность. — Барнаби был прямо-таки отечески мягок. — Как долго вы жили по соседству?

— С тех пор как мы переехали сюда. Около пяти лет.

— Вы, вероятно, очень хорошо знали мистера Хедли?

— Я бы не сказала. Он всегда был вежлив и готов помочь. Очень хорошо иметь такого соседа. Он расчищал снег прошлой зимой, когда Брайан потянул спину. Ну и всякое такое. Но он никогда, что называется, не раскрывался.

— Но вы встречались на людях?

— Только во время собраний кружка. Вне их мы не общались. Брайану бы это не понравилось.

— Почему?

— Его не интересуют люди… этого типа.

«Юлит», — подумал Трой, однако, помня о недавнем нагоняе, спросил у Сью очень вежливо и нейтрально:

— А какого типа, миссис Клэптон?

— Брайан их называет «офицерская косточка». Нет, Джеральд не состоял на военной службе. Мне кажется, он был отставным чиновником. Просто Брайан так называет подобного склада людей. Мой муж — социалист. — Она выпрямилась и приподняла подбородок, будто только что храбро призналась в каком-то стыдном грешке. Для Мидсомер-Уорти это, пожалуй, и было грешком. — Люди, в общем, нормально к этому относятся.

— Какие отношения были между членами вашего кружка?

— Прекрасные. В основном.

— Но должны же были возникать какие-то симпатии и антипатии? Время от времени разногласия неизбежны. Скажем, ревность к успеху кого-нибудь из членов кружка.

— О нет. Мы же не профессиональные литераторы.

«Туше», — подумал Барнаби, но потом понял, что она сказала это без всякой задней мысли.

— Вы все работали над разными произведениями?

— Да. Джеральд писал рассказы, Эми сочиняет роман…

Барнаби, слушая ее, осмотрелся. Две стены выкрашены в яркий, песчано-рыжий цвет, третья — в терракотовый, четвертая имеет тот же колер, что и стены на лестнице, правда, без звезд и галактических туманностей, но зато с величавой и довольно красивой пальмой. Черный фриз с греческим орнаментом расписан ниже рейки для картин. Все это напомнило Барнаби их с Джойс поездку в Кносс. Еще взгляд его наткнулся на сушилку для белья, с которой свисали пучки каких-то трав и цветов. Большой, от стены до стены, коричневатый ковер был безворсовым, однотонным, с зернистой, узелковой текстурой. Сью продолжала:

— …«Ночь Гиены». Я в этом ничего не понимаю. Оружие, бомбы, ракеты — все это мужские дела, правда? Глупости всякие. Но не в реальной жизни, конечно, где убивают людей.

— Вы всегда собирались у мистера Хедли? — спросил сержант Трой.

— Да. У Лоры домик крошечный, у Рекса вечно беспорядок. Брайан не хотел, чтобы они приходили к нам, а Гонория ворчала, что это доставляет ей слишком много хлопот. Вообще-то Эми мне сказала, что золовка просто не хочет тратиться на кофе и печенье. О! Вы ведь не расскажете ей…

— На этот счет можете быть спокойны, миссис Клэптон, — сочувственно улыбнулся Трой.

Сью робко улыбнулась в ответ. Она сняла очки, которые ненавидела всей душой, и пристроила их на коленях. Линзы были толстые, как донышки молочных бутылок. Сью мечтала когда-нибудь увидеть фильм, где герой, распустив по плечам туго стянутые волосы героини, снимает с нее очки и говорит: «А знаешь… в них ты выглядишь лучше».

— Кажется, у вас вчера был приглашенный выступающий, — сказал Барнаби.

— Редкая удача. Казалось бы, мы всего в часе езды от центра Лондона, а как же трудно зазвать к нам кого-нибудь!

— Но на этот раз у вас получилось.

— Да. Все удивились, что он согласился. И он такой милый! Совсем не строит из себя великого писателя. Дал несколько советов, рассказал много полезного. Он и нас внимательно слушал, представляете?

— То есть вечер удался?

Она истово закивала.

— И вы не заметили никакого напряжения, никаких подводных течений?

— Разве только Джеральд? — Лицо Сью помрачнело. Вытесненная на время мысль, что его больше нет, теперь вернулась. — Он почти не разговаривал, и это было странно. Я думала, он задаст кучу вопросов. Ведь он так хотел добиться успеха на писательском поприще. Бывало, правил и правил текст, пытаясь довести его до совершенства.

— И у него получалось?

Сью заколебалась. Зная, что о покойных дурно не говорят, она не сомневалась, что это правило распространяется и на их профессиональные достижения. С другой стороны, она всегда старалась говорить правду, а в данном случае правда ведь не могла никого обидеть. Меньше всего — бедного Джеральда.

— Когда Джеральд читал свои рассказы вслух, они звучали прекрасно. Он научился хорошо их читать, понимаете? Благодаря всем этим практическим руководствам. Но стоило ему умолкнуть, как ты понимал, что не помнишь ни слова из прочитанного. — После этого убийственного вердикта она вдруг встала, как будто вспомнив о правилах хорошего тона. — Мне следовало предложить вам чай, — сказала она, виновато пощипывая радужные кружева, которыми была отделана ее жилетка.