Всю свою ненависть я выразила в вилке, которую швырнула в Ильяса, когда тот зашел в комнату. Парень вздрогнул, уставившись на столовый прибор, который был брошен с такой силой, что воткнулся в дверцу одного из шкафчиков тумбы в паре сантиметров от его лица. Когда Ильяс ошарашенно покосился в мою сторону, на моем лице читалось искреннее сожаление. Жаль, что я промахнулась. Если бы мне дали пистолет, такой осечки бы не случилось.

— Смотри-ка, — Ильяс покачал головой, продолжая разглядывать несчастную вилку, — про тебя везде говорят и активно ищут.

— И найдут, в этом ты можешь не сомневаться, — буркнула я, буравя его злобным взглядом, — ты ответишь за все свои грехи. Трус.

— Это я трус? — на его губах появилась ухмылка, а глаза хищно свернули. Задело. Парня всегда злило, когда его обвиняли в трусости и я намеренно шла на провокацию.

— А ты видишь тут еще кого-то кроме себя? Я лично вижу только одного жалкого, никчемного труса. Который только и умеет, что похищать девчонок, закрывая их на какой-то квартире, а потом отсиживаться в кустах. Мне тебя даже жалко.

— Мне тебя тоже.

Ильяс принял игру и теперь пытался отбить мяч. Наивный…куда ему, против раззадоренной, беременной девушки, которая ненавидела его всеми фибрами своей души. Попытка огрызнуться вылилась в новую порцию агрессии с моей стороны:

— А меня зачем жалеть? — я пожала плечами. — Это же не у меня в роду все были трусами. Не я же пряталась за папкину задницу, чтобы только никто не узнал, что я натворила. Да?

Я переборщила, когда плевалась в его адрес обзыванием. Едкие слова попали точно в цель и пробудили в Сафарове эмоции. Обычно спокойный парень вспылил и очень быстро оказался рядом со мной. Испугавшись, я попыталась отпрянуть, но лишь неловко упала на диван и стала пятиться, чувствуя позади преграду. Ильяс воспользовался моей нерасторопностью и вжал меня своим каменным телом в мягкую спинку, нагло раздвигая мои бедра коленом. Он был так близко, что у меня получилось услышать его едва уловимый запах парфюма с хвойными нотками.

— Повтори еще раз, что трус я, — низким голосом процедил парень, рассматривая мое лицо и спустился взглядом ниже. Задержав внимание на выдающейся и высоко вздымающейся от страха груди, он снова атаковал мои глаза. В его читалась непроглядная топь. Привычно-карие глаза стали практически черными, чем пугали меня.

— Ты трус. Ничтожное сыкло, — повторила я, стараясь стать единым целым с диваном. Ильяс был непозволительно близко. Пресек интимную черту, за которую можно было заходить только моему мужу. Спонтанная близость с тем, кто раньше был желанным, заставила нервничать. Я почувствовала себя светлячком, которого поместили в банку. Поймали и уже всё, шансов на спасение нет. Я лишь забава для нового владельца.

— А ты, смотрю, очень смелая, Ками, — он шумно затянулся мной, чем вызвал новый приступ паники.

До меня начала доходить вся безысходность ситуации. Сафаров прижимал меня своим телом к дивану, и уже успел раздвинуть мне ноги, поместив между ними колено, поэтому, если сейчас в его голову придет мысль — утолить свой голод, я ничего не смогла бы сделать. А я видела, как он смотрел на меня — я ему все еще нравилась.

— Даже не думай ко мне прикасаться. Ты мне противен, — прошипела я, попытавшись его оттолкнуть, но потерпела поражение. Ильяс даже не шелохнулся, а вот у меня затянуло низ живота.

— Надо же, как ты заговорила, — он не сводил с меня глаз, возвращая голосу привычную ровную интонацию, — называешь трусом меня, говоришь, что противен. Но ведь тебе нравятся трусы. За такого ты замуж и вышла.

— Назар не трус и никогда им не был.

— О, да, — он злобно хмыкнул, вдавливая в диван сильнее, — только по истине храбрые люди решают проблемы при помощи взрыва, сыкливо сбегая с поля боя. Если ты не забыла, это твой муж пытался меня живьем сжечь вместе с толпой людей.

— Незадолго до этого ты его чуть не убил. Ты чудовище и не вешай свое клеймо на других.

— За дело чуть не убил, — осек меня парень, — и советую тебе фильтровать свою речь. Не пытайся меня разозлить, Мышонок. Тебе не идет грубость.

С этими словами он отошел от меня, вставая напротив и продолжил разглядывать. По моим щекам стекали злые слезы, а низ живота начал сильнее тянуть. В какой-то момент боль с такой силой уколола меня, что я заскулила, сворачиваясь в калачик на диване и схватилась за живот руками. От страха за свое положение меня бросило в жар.

— Что с тобой? Тебе плохо?

— У меня болит живот, — простонала я, — мне нужно к врачу. Вызови мне врача.

Я с мольбой посмотрела на Ильяса, пока тот истуканом стоял. Мне показалось, что он мне не верил. Думал, что я специально кривлялась, пытаясь таким способом сбежать. Но когда мое лицо в очередной раз скривилось от боли, он полез в карман и достал блистер с таблетками.

— Возьми, — он протянул мне мощный анальгетик. Если парень пьет такое, значит его мучают сильные боли.

— Не поможет мне это, — я пыталась восстановить дыхание и ровно дышать, гладила свой живот, но ничего не помогало. Мне было очень больно и страшно за малыша. Зачем я полезла на Сафарова со своими придирками? Сейчас бы ничего не было, если бы его не провоцировала.