Митя смертельно побледнел и стиснул кулаки. Откуда… этот… знает про Морской клуб? И что он знает?

— Однако и фантазия у вас, Ждан Геннадьевич! — хмыкнул ротмистр. — Полагаете, покойный лавочник поделился с Дмитрием неким секретом… и тот ради этого секрета уже четырех человек убил… причем первых троих — даже раньше, чем приехал в город? — в его голосе зазвучала откровенная насмешка. — Причем сперва загрыз, а потом сам же трупы нашел, никому другому не доверил.

— Да мало ли, что там другие-то увидеть могли! А главное, сбежал же! От трупа-то! — чувствуя, что его вроде бы стройная версия рассыпается как сухой песок, вскричал полицмейстер. — А в той стороне, куда господин Меркулов-младший помчаться изволил, грязь на дороге напрочь промерзла, будто там вдруг зима настала, верно, Урусов?! Как это понимать? И мужик возле рюмочной протрезвел, теперь крестится да молится, потому как чуду страшную увидел — с мертвой головой!

— Еще один труп? — вскинулся отец.

— Чуда живая была… вроде… только голова мертвая… ну, мужик тот остановить хотел, а на него череп как выщерится…

— Возле рюмочной? — непередаваемым тоном повторил отец, будто подозревая, что и полицмейстер в той рюмочной тоже… приложился. — Боюсь, придется мне провести изрядную ревизию дел в вашей канцелярии, потому как ежели у вас все свидетели таковы… — фразу отец не закончил, примолк многозначительно, а полицмейстер налился дурной кровью.

Этой минуты Мите хватило, чтоб взять себя в руки. А ведь он пробегал возле рюмочной и мужик, да, был. Шарахнулся от него, будто чудовище увидел! И бежать… бежать в какой-то момент стало легко… и не жарко совсем…

— Митя! Митя! — кажется, второй раз уже окликал его отец. — Объясни господину полицмейстеру, куда и зачем ты побежал?

— Мне… показалось… я увидел… мальчишку… в лохмотьях. — выдавил Митя, лихорадочно соображая, что говорить и как не сказать лишнего, по крайней мере, пока не останется с отцом наедине. Ясно было, что ни Леську, ни даже Даринку нельзя называть при Потапенко, который может их съесть в прямом смысле этого слова… И особенно — при полицмейстере, который охотно съест не только пару девчонок из низов, но и их с отцом — и тоже почти в прямом смысле! И уж точно — гораздо болезненней, чем любой оборотень! — Тот бросился бежать — я погнался. Подумал, что он и есть убийца. Не догнал.

— И все это время гонялись за загадочным мальчишкой? — полицмейстер кивнул на часы на каминной полке, давно уж показывающие обеденное время.

— Заблудился. — столь же лаконично ответил Митя. — Незнакомый город…

Отец покосился с недоверием — уж он-то знал, что в городе, неважно, знакомом или нет, Митя бы не потерялся, даже если б специально старался. Но промолчал.

— Даже если мальчишка оказался там случайно, обязательно бы кинулся бежать, завидев труп. — хмыкнул Урусов.

— В тот момент я не подумал. — смутился Митя. Тем более, что и правда не подумал — кинулся вдогонку, и все.

— А был ли мальчишка? Никто, кроме вашего сынка, его не видел! — объявил полицмейстер.

— Я видел. — холодно и упрямо отчеканил Ингвар, заставив всех присутствующих вздрогнуть — похоже, все они забыли про молчаливого и почти неподвижного германца. — Я догнал Дмитрия, когда он не пошел смотреть альвийский шелк…

— Ты не пошел смотреть альвийский шелк? — искренне изумился отец.

— Подделки меня не интересуют. — сухо обронил Митя.

Господа в кабинете… как-то странно дрогнули. Словно по поверхности тихого лесного озера едва заметный ветерок пробежал… и все стихло.

— Э… Ммм… — явственно замялся полицмейстер. — И… и что дальше?

— Услышали разговор госпожи Альшванг с ее модисткой, о том, что пропала Фира… и платье Лидии Шабельской. — выдавил Ингвар — говорить дурное о несчастной модистке ему явственно не хотелось, но промолчать не позволяла честность.

— Подслушивали? — возрадовался полицмейстер.

Ингвар поперхнулся и мучительно, жарко покраснел. Мите тоже хотелось, но… кто такой этот полицмейстер, чтоб он перед ним краснел?

— Я — да. — невозмутимо согласился Митя. — А что?

— Э-э… нехорошо… — кажется, полицмейстер в первый раз растерялся.

— Кому? — удивился Митя.

Отец одарил полицмейстера еще одним взглядом — теперь уж совершенно холодным и непроницаемым. Питерские мазурики после такого взгляда обычно начинали сознаваться — знали, что господин сыскарь в ярости и дальше станет только хуже. Полицмейстер не знал… но его и не жаль.

— Вышли во двор. — заторопился Ингвар. — Дмитрий распахнул дверь …э-э …отхожего чулана, а там… — тут самообладание изменило ему, и он крупно сглотнул, помолчал пару мгновений, потянул носом воздух… и сухо и четко продолжил. — Прибежала госпожа Альшванг. Ее пришлось удерживать. Дмитрий крикнул, чтоб сообщили Аркадию Валерьяновичу, а сам кинулся в погоню.

— За мальчишкой?

Ингвар вдруг замер, как попавший в луч фар автоматона суслик, похлопал глазами… и явственно смутился:

— Я… я смотрел на Фиру… на тело… И не видел, но… кто-то… выскочил со двора… — он помахал рукой у лица, видно, показывая, что видел движение лишь краем глаза. — Невысокий… Юркий…