Шрифт:
По прошествии семи минут он сидел на стеклянном стуле за таким же столом. Стол удерживался одной ножкой, состоящей из двух извивающихся и загнутых на полу труб.
Артур ел из прозрачной углубленной квадратной тарелки приготовленного на электрическом гриле, приправленного гарниром из коричневого риса и изюма цыпленка, запивая чистой водой. Позавтракав, он сложил посуду в раковину и, минув кухонный проем двери, оказался в спальне. Дверцы встроенного в стену металлического шкафа разъехались, и оттуда сверкнул кожаным блеском плащ.
Город неистовствовал в кипящей ночной жизни. Луна переливалась всеми оттенками синих тонов, то переходящими в алеющую желтизну, то исполняющиеся багровым свечением. Молчаливое кладбище купалось в тусклом свете, и тишина – повсеместная и обыденная – нарушалась голосами своры молодых людей в черных одеждах. Люди – ожидающие преображения подростки-готы, существа – просвещенные волкодлаки.
Темные могильные плиты, зажженные костры и предстоящая оргия с самкой стаи волкодлаков – ведьмой; пленники, прикованные колючей проволокой к покинутым, заросшим вьюнами распятиям; как упоительно. Зазвучал хрипучий голос:
– Сумрака воцарение узрите в эту ночь и преобразитесь. Тьма объемлет души и кровь омоет вас, исторгнув из связи… ха… и станете частью новой жизни, что обретет вас.
Из тиши ночи вырывался рев мотоцикла; хромированные турбины извергали пламя.
– Ты, Суини подойди. Клинок сей возьми из рук моих и вонзи в сердце. Да, Суини, в твое сердце. Ты, Бэла, долой одежды, предстань пред Ваалом; к жертвеннику ее! Вяжите… – говоривший запнулся и пал от раздробившей голову пули.
Громоздкий мотоцикл, взметнувшийся с покатой крыши склепа, приземлился на кладбищенскую землю и, выбрасывая из-под заднего широченного колеса землю, круто развернулся, дав интенсивно ход вперед. Водитель в черном развевающемся плаще с разверзнутыми руками, сжимающими серебристый и черный пистолеты, опустошал обоймы. Ускользающие молниеносно волкодлаки избегали ранений. Вдруг волкодлак схватил бампер и опрокинул «стального коня», нагрянувшего из ниоткуда.
– Так, секта, дерьмово, гляжу, дела обстоят…
Бледный волкодлак в замшевом плаще поднялся. Верхняя часть его головы, отколовшись, обнажила мозг.
– О, черт!
– Да. Да! – посмеиваясь, говорил обезображенный. – Вовремя явился ты, уготовив жертвою себя.
– Ты, твою мать! У Артура Кинга есть две малышки, и им нравится погорячей!!! – он выхватил два ствола; волкодлаки стремительно разбегались. – A-а-а!!! Исчадия, сдохните!!!
Гот, представ позади, воткнул раскладной нож меж ребер. Взвывший Артур метнул подростка через голову и выхватил пистолет. Пули пролетали вскользь перемещавшихся волкодлаков. Волосы, ниспадая на взмокшее лицо, застилали обзор. Вознесся меч, и детектив, уклоняясь от обнаженного лезвия катаны, скрылся за разлетевшейся колонной с херувимом и, передвигаясь в поднявшейся пыли, извлек из штанины короткий клинок с перевитой материалом рукояткой. Единый взмах – и снесенная наземь голова волкодлака; катана сраженного в его руках, и завет, вложенный мастером, излился в речи:
– Долг души глубже морей и выше гор. Мои враги – вы. Счастье эфемерно, когда сердце недруга отбивает дрожь жизни, и клокотание Зла пресечет волевой удар всепобеждающего характера. Устрашил, сучьи дети?! Изливаюсь кровью, – он безумно засмеялся, – не радуйтесь! Умру с вами, здесь и сейчас! Страх, вызволенный из моей души, снизойдет в вас! – и, маневрируя рассекающим пространство лезвием, Артур стремительно приближался к волкодлакам, распарывая и измельчая устремляющихся в бегство готов. Его меч образовал вертящийся круг, являя совершенное овладение рэндзюку-вадза – сложной комбинацией серии ударов. Его взгляд исполнился холоднокровной решительности и чрезвычайного спокойствия. Второй волкодлак пал, испытав мощь иайдзюцу; третий, оказавшись за спиной Артура, заключил его в объятия и вонзил выступившие когти в плоть, нашептывая на ухо:
– Ты умрешь долгой мучительной смертью. Пусты твои слова. Страх в тебе, ибо ты безнадежен; неисцелимы раны. Кровью чернеющей истекаешь. Героем возомнил себя? Чушь! – когти сильнее погрузились в область печени. – Кто теперь ты? Или чем станешь? Ты – ничто. А знаешь почему? Потому что ты – человек. И равно Нэко-мата стану с бездыханным телом твоим забавляться. Устрашен грядущей кончиной?
– Учитель говорил мне – с первого дня посвящения помнить о смерти. Когда отхожу я ко сну, когда просыпаюсь, когда ем или голодаю, бодрствую или размышляю, когда лицезрею прощальные лучи и восход светила, помню непрестанно о смерти. Так узри немощного человека, меня – Артура Джорджуа Кинга!!! Человека, которому срать на смерть, срать на вас, уродов! Потому что Бог надо мной, а вы – подо мною! – он залился безумным смехом, топнул – из подошвы ботинка выскользнуло лезвие – удар ногой в пах; волкодлак отпрянул назад, а Артур, молниеносно развернувшись, поднял упавший меч и отсек голову волкодлака занесенным клинком. – Кому хвост, кому черепок, а? Нэко-мата, твою мать!
Тяжело вздохнув, он вытер кровь, вытекающую из носа, и, стиснув окровавленные зубы, с криком ринулся, от плеча к поясу поразив восставшего на пути гота. Юноша пал на колени, захлебываясь хлеставшей изо рта кровью, черная челка пала на бледный лоб, глаза с красными линзами взглянули снизу вверх. Артур с болью воззрел на погубленную душу, жертву, павшую не от его рук; дуло пистолета врезалось ему в затылок и раздался женский голос:
– Ты все испортил! Я убью тебя! Ты убил их, раскромсал, будто младенцев! Будь проклят! Кто ты, черт подери?
– Услышать желаешь ответ… А кто ты сама и кто они? Убить? Убивай! Я достаточно лицезрел ужас и гибель! Эти О-яма и Бехериты – разрозненные в языках и единые в сущностях, те, кто клеветники и противники, Шайтаны и Сеты, влившиеся в новый устой мира и заполонившие сознание людей, как паразиты, впившиеся в тебя, в меня, осточертели, ибо исполнен ими весь мир! Мир, убеждаемый и убежденный ими, что нет, нет, нет, к черту, ни Зла, ни Добра! Потому что мы – Зло, мы и – Добро. Да! Мы – люди, жалкие человечишки, и то, и другое. Тогда, значит, мы – Боги, едино мы и ничто больше! – он развернулся, и дуло пистолета уперлось Артуру в лоб. – Так, сучка, хочешь знать ответ? – он закричал. – Так хочешь знать ответ или нет?!