Шрифт:
Макарьев остановился у дверей комнаты. Штурмовики бесшумно разделились на две группы и замерли около стены с обеих сторон от дверного проема.
– Ну, с Богом!
– едва слышно прошептал Антон, поднял руку и постучал по деревянной поверхности двери:
– Можно войти?
Ему показалось, что стук был таким громким, что где-то в глубине длиннющего коридора проснулось и отозвалось деревянной дробью эхо.
– Входите, там открыто!
– раздался знакомый голос из-за двери.
Макарьев повернул дверную ручку, толкнул дверь вперед и шагнул в комнату.
«Самое главное в этот момент будет выражение твоего лица и твоих глаз, - сказал ему Стрельников перед самым расставанием.
– Держись естественно и раскованно. Можешь даже улыбнуться. Но только не шарь глазами по комнате. Поверь мне, если там есть еще кто-нибудь, кроме резидента, ты и так его увидишь. Помещение небольшое и не заметить боковым зрением человека там просто невозможно».
Она стояла у самого окна, у колыхнувшихся от сквозняка из коридора плотных штор. Хрупкая маленькая фигурка в запахнутом цветном халатике, черные как смоль короткие волосы и пронзительно-голубые, словно бездонные глаза. Удивленно вскинутые вверх ресницы.
И больше никого в комнате. Никого!
Антон широко улыбнулся, сделал шаг чуть в сторону от дверей и спокойным, уверенным голосом произнес:
– Привет!
И тут же скользнул вниз, одновременно приседая на корточки и заваливаясь на левый бок.
Ему показалось, что время затормозилось. Движения людей и предметов замедлились, и сознание лейтенанта теперь успевало зафиксировать даже малейшие подробности происходящего. Макарьев падал вниз и одновременно видел, как выражение безмерного удивления на лице стоявшей напротив него женщины сменяется сначала сковывающим взгляд недоумением и страхом, потом молниеносно рассыпается на сотни ледяных колючих осколков и из глубины ее озерноголубых глаз, поднимается холодная волна жуткой, почти звериной ненависти, постепенно превращаясь в решимость бороться до конца. До самой смерти.
Левое плечо Макарьева еще не коснулось пола, а сзади, откуда-то из-за спины, уже стал слышен едва различимый в заполнившей комнату напряженно-ватной тишине скрип проворачивающихся петель и шорох распахиваемой настежь входной двери. Шторы за плечами замершей около окна женщины, увлекаемые сквозняком с улицы, рванулись на середину комнаты, на мгновение распахивая оконный проем.
Она сделала быстрый шаг к окну, рванула вниз штору и попыталась запрыгнуть на подоконник.
Но бежать было уже поздно. Темно-серая тень стремительно пронеслась над головой лежащего на полу Макарьева. Кто-то тяжело и упруго ударил подошвами армейских ботинок о деревянные половицы, оказавшись между лейтенантом и влезающей на подоконник женщиной. В пространстве над Антоном скользнула еще одна ловкая и быстрая тень. И еще одна.
«Группа захвата!» - успел догадаться Антон, прежде, чем тени плотным кольцом сомкнулись вокруг почти уже вставшей на подоконник женщины.
Резидент и не собирался сдаваться. Короткий и энергичный взмах рук. Передняя тень в камуфляже сломалась, отшатнулась и начала неправдоподобно медленно валиться в угол комнаты. Женщина резко повернулась ко второй тени, снова сделала замах рукой, но тень опередила ее, перехватила руку женщины в движении и резко потянула вниз. Женщина потеряла равновесие и медленно начала падать внутрь комнаты. Она еще успела ударить вторую тень ногой куда-то в область левого бедра, и этот удар развернул тень в камуфляже в сторону, но исход схватки был уже ясен. Третья тень повисла на плечах женщины и всей своей массой увлекла ее на пол комнаты.
Еще один длинный как вечность миг и комната наполнилась людьми в пятнисто-камуфляжной форме. Прошло всего лишь мгновение, и эта пятнистокамуфляжная волна плотным слоем сомкнулась над едва коснувшимися пола телами. Звякнули наручники на заломленных за спину руках женщины, и вот она уже поднята с пола и повисла на поддерживающих ее под мышки крепких мужских руках...
50.
7 сентября 1988 года.
Околоземная орбита,
космический корабль «СоюзТМ - 5»
Опасения Лахова оказались напрасными -переходить на ручное управление не пришлось. После четырех часов утра по московскому времени стрелка на бортовом хронометре успела отсчитать всего пятьдесят четыре секунды, как тормозной двигатель корабля автоматически включился в расчетном режиме, выплюнув в окружающее пространство оранжеворозовую струю раскаленного газа.
– ...Сто десять, сто одиннадцать, сто двенадцать, -Абдул, то и дело сбиваясь со счета, снова шепотом считал прыжки секундной стрелки по циферблату. Его лицо стало влажным от выступившего пота.
– Сто тринадцать, сто четырнадцать...
«По программе должно быть точно сто восемьдесят шесть», - Лахов почувствовал, что у него пересохло во рту от волнения. Сердце бешено колотилось в груди.
– ...Сто пятьдесят четыре, сто пятьдесят пять, сто пятьдесят шесть...
– длинные гибкие пальцы афганца замерли, судорожно сжимая четки.
«Если двигатель будет работать меньше ста восьмидесяти шести секунд, мы останемся на очень неустойчивой орбите, - подумал Лахов. Левая бровь у него вдруг нервно задергалась.
– Виток - от силы полтора - и корабль все-таки нырнет в атмосферу. Только вот где мы сядем, никто предсказать не сможет!»