Ужин был странным сочетанием непривычной еды и необычной беседы. Кроме остатков сушеного мяса и фруктов, которыми снабдили их путешественники, Схоуди и ее малолетние подопечные выставили на стол миски с горькими желудями и кислыми ягодами. При обследовании кладовых Врену удалось обнаружить заплесневелый, но съедобный монастырский сыр и несколько кувшинов мускусного риммергардского пива. Из всего этого удалось устроить ужин, которого хватило на всех, хотя и понемногу. Детей оказалось не меньше дюжины.

Бинабику не удалось улучить минутки для расспросов во время еды. Те из подопечных Схоуди, кто по возрасту мог покидать пределы аббатства, рассказывали разные небылицы о своих похождениях в тот день, — о приключениях столь невероятных, что вымысел был очевиден. Одна маленькая девочка рассказала о полете на верхушку сосны, чтобы добыть волшебное перо сороки. Один из мальчишек постарше рассказал, что нашел сундук с золотом великана в лесной пещере. Врен, когда пришел его черед, поведал о преследованиях ледяного демона со сверкающими глазами, от ледяных объятий которого его спасли Саймон и его товарищи, разгромившие это чудовище мечами на мелкие льдинки.

Схоуди по одному сажала к себе на колени младших во время еды и выслушивала все эти россказни как зачарованная. Она награждала тех, кто доставил ей наибольшее удовольствие, лишним куском со стола. Получивший был в восторге, и Саймон подозревал, что съедобная награда и была самым главным стимулом этих небылиц.

В лице Схоуди было что-то интригующее Саймона. Несмотря на ее пышнотелость, какое-то изящество проглядывало в ее девических чертах, блеск глаз и улыбка зачаровывали Саймона. Порой, когда она от души смеялась какой-нибудь из детских выдумок иди поворачивалась так, что огонь бросал игривые блики на ее льняные волосы, она казалась настоящей красавицей; но были моменты, когда она жадно выхватывала у кого-то из малышей пригоршню ягод и запихивала в свой большой рот или когда с раскрытым от восторга ртом слушала чей-нибудь рассказ и была похожа на слабоумную, — тогда он находил ее просто отталкивающей.

Она ловила на себе пристальный взгляд Саймона и ее ответные взгляды несколько пугали его и заставляли краснеть. У Схоуди, несмотря на полноту, было какое-то голодное выражение, приличествующее больше нищему, ждущему подачки.

— Итак, — сказала она, когда Врен закончил свою невероятную историю, — вы, оказывается, еще смелее, чем я думала. — Она одарила Саймона широкой улыбкой. — Мы сможем спать спокойно сегодня, зная, что мы под одной крышей. Вы же не думаете, что у ледяного демона есть братья?

— Мне это не кажется вероятным, — сказал Бинабик с мягкой улыбкой. — Не нужно питать страха перед демоном, когда мы с вами в вашем доме. А мы, в свою очередь, приносим вам благодарность за кров и тепло.

— О нет, — сказала Схоуди, устремив на них свои большие глаза, — это я должна вам быть благодарна. У нас почти не бывает гостей. Врен, помоги освободить место для ночлега нашим гостям. Врен, ты меня слышишь?

Врен пристально смотрел на Саймона. Взгляд его темных глаз был загадочным.

— Вы сказывали о гостях, моя леди, — начал Бинабик, — и я имею смелость задавать вопрос, который очень давно не дает мне успокоения. Каким образом вы с этими детьми оказались в таком безлюдном месте?

— Начались бури. Кто-то сбежал. Нам некуда было податься. — Ее оживленный ответ плохо скрывал тот факт, что вопрос ей не по вкусу. — Мы все оказались никому не нужны: ни дети, ни Схоуди. — По мере этих рассуждений ее голос теплел. — Теперь малышам пора спать. Пойдемте все. Помогите мне встать! — Несколько питомцев бросились к ней, чтобы помочь поднять ее полное тело из кресла. Когда она направилась прочь из комнаты, причем парочка спящих малышей висела на ней, как летучие мыши, она крикнула: — Врен проводит вас. Не забудь свечу, когда пойдешь, Врен. — И она исчезла во тьме.

Саймон очнулся от тревожного сна посреди ночи, охваченный непонятной паникой, в красноватой беззвездной темноте. Снаружи доносилась тоненькая ниточка звука, которая вплеталась в канаву приглушенной песни ветра. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что они спят у камина в аббатстве, согреваясь тлеющими угольками и укрытые от стихии крышей и полуразрушенными стенами. Звуком был одинокий вой Кантаки, который доносился издалека. Страх Саймона несколько утих, но не прошел.

Это мне приснилось вчера: Шем, Рубен и голоса? Было ли это просто безумной фантазией или было так на самом деле, как мне показалось… или как мне послышалось?

С самого дня бегства из Хейхолта он перестал чувствовать себя хозяином собственной судьбы. Та Ночь камней, когда ему каким-то образом удалось против воли уловить отталкивающие мысли Прейратса и стать свидетелем ритуала вручения Элиасу жуткого дара — меча Скорбь — заставила его задуматься, является ли он хозяином собственного рассудка. Его сновидения стали такими явственными, что вышли за рамки обычного ночного блуждания разума. Сон в доме Джулой, в котором похожий на труп Моргенс предостерег его от ложного посланника, и Повторяющиеся видения огромного всесокрушающего колеса и белого дерева-башни среди звезд, — все эти видения казались слишком навязчивыми, слишком уж яркими, чтобы объяснить их просто хрупким сном. И еще: накануне ночью он слышал, как Прейратс разговаривает с каким-то неземным созданием, так ясно, как будто подслушивал у замочной скважины. Все это совсем не похоже на те сновидения, которые посещали его до этого ужасного года.