Саймон откинулся на спину, глядя на разгорающиеся звезды. Он попытался заглушить чувство отчаяния, захлестнувшее его.

— А могут твои родители изменить свое решение?

— Могут, — медленно произнес Джирики. — Они мудры. Они были бы добры, если бы могли. Но не питай особых надежд. Мы, зидаия, никогда не торопимся с решениями, особенно трудными. У них на подобное решение могут уйти годы, а смертным этот срок кажется слишком долгам, Его трудно вынести.

— Годы! — Саймон был в ужасе. Он вдруг понял зверей, которые отгрызают собственную лапу, чтобы вырваться из ловушки. — Годы!

— Мне очень жаль, Сеоман, — голос Джирики звучал хрипло, как от боли, но его золотистые черты по-прежнему почти не выражали эмоций. — Есть один признак, но не слишком уповай на него. Бабочки остались.

— Что?

— Вокруг Ясиры. Они собираются, когда нужно принять важное решение. Они не улетели, значит еще не все решено.

— Что, например? — Несмотря на предостережение Джирики, сердце Саймона наполнилось надеждой.

— Не знаю, — он покачал головой. — Мне сейчас нужно оставаться в стороне. В данный момент я не являюсь любимцем своих родителей, поэтому мне нужно подождать, прежде чем снова идти к ним с уговорами. К счастью. Праматерь Амерасу, кажется, озабочена решением моих родителей, особенно отца. — Он сухо улыбнулся. — Ее слово много значит.

— Амерасу. — Саймону было знакомо это имя. Он глубоко вдохнул ночной воздух. Вдруг он все вспомнил: лицо, более красивое, хотя и более древнее, чем лица родителей Джирики, которые, казалось, не имели возраста. Саймон сел.

— Знаешь, Джирики, я видел ее лицо в зеркале. Амерасу, которую ты называешь Праматерью.

— В зеркале? В зеркале из драконьей чешуи?

Саймон кивнул.

— Я знаю, мне следовало пользоваться им, только чтобы позвать тебя на помощь, но то, что произошло… это было просто случайно. — Он продолжал описывать свою нечаянную встречу с Амерасу и это жуткое явление Утук'ку в ее серебряной маске.

Джирики, казалось, совершенно забыл о цикадах и их прекрасном пении.

— Я не запрещал тебе пользоваться зеркалом, Сеоман, — сказал он. — Что странно, так это то, что ты видел не простое отражение, а совсем иное. Это очень странно. — Он как-то по-новому взмахнул рукой. — Я должен поговорить об этом с Праматерью. Очень странно.

— Можно мне с тобой? — попросил Саймон.

— Нет, Сеоман Снежная Прядь, — улыбнулся Джирики. — Никто не ходит навещать Амерасу, Рожденную на Корабле, без ее приглашения. Даже Корень и Ветвь, которых ты назвал бы ее ближайшей родней, должны уважительно просить о такой милости. Ты не представляешь, как удивительно, что ты видел ее в зеркале. Ну с тобой и хлопот, дитя человеческое!

— Хлопот? Со мной?

Ситхи рассмеялся.

— Я имею в виду твое присутствие. — Он легко коснулся плеча Саймона. — Таких еще не бывало, Снежная Прядь. Ты невиданный и непредсказуемый. — Он встал. — Я начинаю действовать. Мне и самому надоело безделье.

Саймон, который всегда ненавидел ожидание, остался один у пруда, наедине с цикадами и недосягаемыми звездами.

Все казалось таким странным. Только что он боролся за жизнь, может быть, за выживание всего Светлого Арда, боролся с усталостью, черной магией и неравными противниками; через мгновение его хватают и переносят из зимы в лето — из ужасной опасности в скуку.

Но, осознал Саймон, дело даже не в этом. Проблемы, которые он оставил позади, не разрешились оттого, что он просто переместился из одного мира в другой. Напротив, где-то там, в заснеженных лесах за Джао э-Тинукай, была его лошадь по кличке Домой и ее тяжкий груз — меч Тёрн, ради которого Саймон и его друзья пересекли сотни лиг и пролили драгоценную кровь. И люди, и ситхи умирали, чтобы доставить клинок Джошуа. Теперь, когда клинок, должно быть, потерян в лесу, Саймон оказался так же небрежно запертым здесь, как когда-то его заперла в чулане Рейчел за какой-то проступок.

Саймон рассказал Джирики о потерянном мече, но ситхи только пожал плечами, не потеряв спокойствия, что рассердило Саймона. Ничего не поделаешь.

Саймон поднял голову. Он зашел далеко вверх по течению реки в послеполуденной тишине. Дом Джирики с его вывязанными из узлов гобеленами, исчез из поля зрения. Он присел на камень и следил, как белая цапля замерла в мелкой воде заводи, незаметно устремив взгляд в воду, притворяясь безразличной, чтобы не испугать осторожную рыбешку.

Он был уверен, что прошло не меньше трех недель с момента его появления в долине. Последние несколько дней его заточение стало казаться ему неудачной затянувшейся шуткой, которая может всем испортить настроение.

— Что я могу поделать?! — в отчаянии он выковырял из грязи прутик и швырнул его далеко в воду. — Как отсюда выбраться?!

Вспоминая свой грандиозный провал с первой попыткой побега и другие подобные попытки, Саймон сердито фыркнул и швырнул в реку еще один прутик. Каждая попытка приводила его в центр Джао э-Тинукай.