– Виновата!

– Алина Матвеевна, я готов поверить в вашу искренность: многое из того, что вы сказали, похоже на правду. Но одно ваше утверждение не могу принять - что вы не знали Григория Борисовича Липницкого. Он не раз бывал у вас по делам своего завода. Махинациями он занимался, если так можно сказать, попутно.

– У меня ежедневно бывают десятки представителей всевозможных заводов, объединений, трестов. Я не могу помнить всех!

– Разрешите не поверить. Вы не могли не запомнить Липницкого. Правда, ему перевалило за пятьдесят, но он был весьма представительным, галантным, красноречивым.

– В этом кабинете все посетители становятся галантными, красноречивыми. Но я обращаю внимание - признаюсь - только на тех, кому до сорока. Пятидесятилетний мужчина пока что - не мой идеал.

– Значит, не помните?

– Не помню.

– Кто же, в таком случае, указал Нагорному на Липницкого как на инициатора махинации с фиктивной заявкой?

– Нагорному?
– растерялась Алина Матвеевна.
– При чем здесь Нагорный?

– Мне кажется, вы знаете, при чем.

Она опустила голову, принялась раскачиваться на стуле.

– Нагорный - мальчишка!
– глядя в пол, глухо сказала она. Тридцатилетний мальчишка с дипломом кандидата наук. Он знает, как оно должно быть, но не хочет понять, как оно есть.

– Оно - это распределение проката металлов?
– вступил в разговор Жмурко.

– И проката в том числе.

– А вы знаете, как оно есть?

– Досконально об этом знает только Бог!

– А может и Редченко?

– Может быть, но сомневаюсь. Когда Нагорный поднял тарарам из-за этого наряда, Редченко заметался, как угорелый...

Она осеклась, видимо поймав себя на том, что сказала лишнее.

– Считаете, что Нагорный должен был замять эту историю?

– Нет, почему же! У него свои принципы.

– Но они не совпадают с вашими?

Алина Матвеевна неопределенно повела плечами.

– Вас не обеспокоило исчезновение Нагорного четыре месяца назад? спросил Валентин.

– Обеспокоило. Но потом я узнала, что он уехал к какой-то женщине, в связи с которой состоял.

– А вам не показалось странным, что он оставил дома свои вещи и уехал в одном костюме?

Алина Матвеевна настороженно посмотрела на Валентина. Прошло с полминуты, пока она произнесла неуверенно:

– Михаил - своеобразный человек. Он всегда был равнодушен к вещам, к тому, как и во что одет. А потом я думала, что его неприязнь возросла настолько, что он готов пожертвовать чем угодно, лишь бы не встречаться со мной.

– Он дал вам повод так думать?

– Другого объяснения не было. А повод, вернее, причина, была и есть я старше его на пять лет. Раньше это было не так заметно, а сейчас... она невесело усмехнулась, - когда он приходил в наш главк, с ним заигрывали девчонки - секретарши, вчерашние школьницы. Где уж мне до них!

– Вы убедились в его неприязни и вчера вечером?

Алина Матвеевна растерянно посмотрела на Валентина, затем развела руками, попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось.

– Я была настолько удивлена его появлением, что не подумала об этом. А сегодня... Когда мы прощались, он вдруг обнял меня, поцеловал и сказал: "Уйдем вместе!" - Она снова развела руками и попыталась улыбнуться, а потом добавила, как бы оправдываясь:

– Он стал какой-то странный. Раньше таким не был.

Наступила неловкая пауза. Валентину понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями, сформулировать следующий вопрос:

– В начале июня, когда Нагорный ушел из дома, он говорил вам, что уходит к другой женщине?

– Нет. Об этом я узнала позже.

– От кого?

– Не все ли равно.

– Я настаиваю на ответе.

– Мне сказал об этом Редченко, спустя день или два после того, как уехал Михаил.

Валентин переглянулся с Жмурко. Тот согласно кивнул.

– Алина Матвеевна, теперь я могу ответить на вопрос, который вы задали в начале нашего разговора, - сказал Валентин.
– Вас интересует, что в действительности случилось с Нагорным?

– Да, конечно.

Она встала, подошла к столу, взяла сигарету, закурила. Валентин заметил, что у нее дрожат пальцы. Вернувшись на место, Алина Матвеевна обхватила плечи руками, словно ей стало холодно.

Слушая Валентина, не проронила ни слова. Он рассказал о том, что было известно следствию до выхода на Липницкого. По мере его рассказа Алина Матвеевна все больше сутулилась, а затем уронила голову и расплакалась.

– Вчера я почувствовала, что с ним произошло нечто страшное, но что, не могла понять, - сквозь слезы сказала она.
– О своих бедах, неприятностях Миша и раньше не любил распространяться, а тон и тема нашего вчерашнего разговора не располагали к откровенности. Но я хорошо знаю его: когда он сталкивается с несправедливостью, хамством, то заводится с полоборота, лезет на рожон, в драку. Верно, завелся с какими-то хулиганами.