Снежинка замурлыкала, ее мягкий белый мех приятно защекотал Гизеле щеку.

Из приоткрытого окна доносилось пение птиц, голоса и скрежет металла по камню. Гизела уловила запах горящего угля. Очередная вечеринка персонала. Идти на нее она не собиралась.

Женщина закрыла глаза и предалась мечтаниям, будто ласкающий мех кошки — это ладонь доктора Калпака.

Гизела никогда не видела его на неформальных сборищах персонала. На вечеринки он не ходил. Когда она только прибыла в клинику, то представилась доктору Калпаку и обменялась с ним рукопожатием. И с тех пор не могла позабыть прикосновение его руки. Тонкой и смуглой, а пальцев длиннее ей в жизни не встречалось. И как будто это была вовсе и не рука, а какой-то отдельный предмет. Скорее, даже животное. Быстрое, проворное, с шелковистой шкуркой. Ласка, например.

Певучий акцент доктора Калпака здесь, в горах, казался очень уместным — мягкий, повышающийся по тону, вроде австрийского или норвежского. Но его подлинным языком являлись его выразительные руки — достаточно было лишь их увидеть, и слова доктора едва ли достигали ушей.

Гизела Оберманн уже отказалась практически от всех своих мечтаний. Одно за другим они увядали и уносились прочь суровыми ветрами жизни. Но мечта однажды ощутить на своем обнаженном теле руки доктора Калпака осталась, и порой, в одиночестве, Гизела с наслаждением предавалась ей.

Она снова закрыла глаза и ощутила, как в голове шумит вино. Потом вспомнила, что к Максу сегодня приехал гость. Его брат. Макс был единственным ее пациентом, предполагавшим хоть какие-то проблески надежды. Как, интересно, скажется на нем визит брата?

Снежинка заурчала громче.

«Я люблю животных за то, что они не люди, а все-таки живые». Кто же это сказал? Маяковский? Достоевский?

Гизела вновь вернулась к мечтам о руках доктора Калпака. Как две шелковистые ласки гуляют по ее телу. Одна по грудям, другая по животу, а потом ниже — туда, между бедер.

Снаружи стемнело, и парк вокруг клиники уже освещали редко расставленные фонари. Братья двинулись вниз по склону в направлении деревни.

— Похоже, ты можешь уходить отсюда когда вздумается, — заметил Даниэль.

— Естественно. Здешние клиенты по-другому и не согласились бы. Пока я каждый вечер укладываюсь в кроватку пай-мальчиком, днем я могу позволить себе практически все, что мне вздумается.

Под склоном начиналась асфальтированная дорожка вроде беговой, и фонари здесь стояли чаще и светили ярче. Впереди с тихим гулом показался забавный ярко-желтый электромобильчик. Водитель бросил им «привет» и покатил себе дальше. На нем была форма, какую носят привратники или уборщики; и его пассажир, ухитрившийся втиснуться рядом с ним, был одет точно так же. Даниэль предположил, что это обслуживающий персонал клиники. Он рассеянно ответил на приветствие и быстро пересек дорожку.

Они миновали несколько домов, свернули за угол и внезапно оказались в самом центре деревни. Даниэль даже не понял, как так произошло.

Небольшую площадь с колодцем по центру окружали домики с засаженными цветами балконами. Из витражных окошек уютно лился свет, откуда-то доносились голоса и собачий лай, отражавшиеся от скалистых стен узкой долины. Даже в голове не укладывалось, что можно жить как ни в чем не бывало в такой вот сказочной стране.

Макс свернул в переулок и остановился перед коричневым зданием с садиком вокруг, освещавшимся цветными фонариками на деревьях.

— «Ханнелорес биерштубе», «Пивная Ханнелоры», — сообщил он — в чем, собственно, особой необходимости и не было, поскольку над дверью красовалась словно бы покрытая инеем каллиграфическая вывеска.

— А я-то решил, что это ведьмин пряничный домик, — съязвил Даниэль.

— Как знать? — пожал плечами Макс. — Достанет ли тебе смелости войти?

— Я бы не отказался от пива. Давай обойдемся без кофе и крепкого алкоголя. А вот большая кружка холодного немецкого пива — это как раз то, что мне нужно. Зайдем! Выглядит довольно мило.

— Именно так и подумали Гензель и Гретель. Что ж, как тебе будет угодно. — Макс жестом пригласил брата войти первым.

Судя по его уверенности, в пряничном домике он уже был завсегдатаем. Едва лишь братья вошли в тускло освещенное помещение, Макс тут же устроился за угловым столиком, обернулся к стойке и заказал пиво, просто показав два пальца. Заказ кивком приняла коренастая пожилая женщина. Буквально через мгновение она подошла к ним с двумя огромными кружками и со стуком поставила их на стол. Ее ручищам позавидовал бы и лесоруб, а рот женщины смахивал на бульдожью пасть.

— Ну, что я сказал? — с деланым ужасом зашептал Даниэль. — Как думаешь, сожрет она нас?

Макс пожал плечами.

— До сегодняшнего дня мне ничего не угрожало. Думаю, она дожидается, пока я не отращу солидный пивной живот. Постоянно щиплет меня за талию, чтоб посмотреть, как движутся дела. Ну, твое здоровье, бро! Классно все-таки, что ты приехал!

Братья подняли кружки.

— Я тоже рад, что приехал. Тут все гораздо лучше, чем я ожидал. Представить себе не мог… — Внезапно Даниэля прервало громкое «ку-ку», и только тогда он заметил на стене рядом здоровенные часы с кукушкой.