— Пирифой всё не мог определиться, кого же ему взять в жёны. Говорят, они с Тесеем целый список составили, включили в него и богинь, и полубогинь, и нимф. Когда же царь лапифов[1] совсем отчаялся, а случилось это довольно быстро, то решил обратиться к оракулу. Тот и изрёк: мол, не нужно искать тебе красавицу на земле или на небе, потому что самая большая красота спрятана под землёй. Пирифой не совсем понял, о чём речь, а Тесей — этот умник — возьми да и подскажи: «Речь о Владычице Персефоне». Пирифой — пусть молнии Громовержца обрушаться на его голову — осмелился заявить: «Разве ж она красивее Афродиты?» Тесей оказался умнее и ответил уклончиво: «А как ты сам считаешь — Весна красивее Любви?» Пирифой, радостно загоревшись, воскликнул: «Конечно, красивей!». И вот они идут сюда, за тобой, Персефона.

Она хмыкнула, прерывая зрительный контакт с затягивающими чёрными омутами, которые были у её мужа вместо глаз, и произнесла:

— Пусть приходят, мы с Аидом их встретим, верно, мой царь?

— Конечно, — мягко сообщил Аид, — со всей щедростью и гостеприимством.

Он сказал это таким тоном, что Гермес невольно икнул, заранее пожалев неразумных героев, и умчался доносить весть до Тесея и Пирифоя.

Аид же, в молчании, спустился вниз, дождался Персефону и, когда она поравнялась с ним, подхватил на руки и в один шаг оказался в их спальне. Тут — швырнул на кровать и навис сверху, вжимая её тонкие запястья подушку.

— Запомни, — зло шептал он, буквально клеймя её своими поцелуями, — я никогда! Никому! Тебя! Не отдам! Ты моё сокровище, моя Весна, моя жизнь.

И она подтверждала каждым движением своего тела — раскрываясь навстречу, отдаваясь, принимая: и ты, и ты, и ты…

Они жили друг для друга, друг другом, и не было во всех мирах никого роднее, никого, кто бы так прочно сросся бы душами…

А на утро Тесей и Пирифой явились к трону Аида. Их встретили в роскошно убранном пиршественном зале.

Персефона не хотела привлекать внимание героев, а приняла личину скромной нимфы-прислужницы, и занималась тем, что накрывала на стол. Но то ли даже в этом обличье была чудо как хороша, то ли легкомысленный светло-зелёный хитон оказался слишком короток, обнажая идеальные длинные стройные ножки, но оба героя просто не сводили с неё пожирающих взглядов.

Тесей должно быть пожалел, что выбрал себе Елену. О чём откровенно заявил Аиду:

— О, Владыка, если служанки в твоём доме столь красивы, то насколько же велика прелесть твоей жены?

Аид самодовольно ухмыльнулся и чуть подался вперед — герои стояли у подножья его трона и сейчас Владыка буквально нависал над ними:

— Вы когда-нибудь наблюдали весну? Всё это пробуждение природы, цветение, прилёт птиц?.. — царь скорее свернул речь, дабы не показать, что не силён в описании красот. Персефона, увидев это, улыбнулась. Она усиленно делала вид, что занята раскладыванием фруктов и расстановкой напитков, и ей нет никакого дела до беседы.

Герои же, разомлев, видимо, от одних только собственных фантазий, послушно закивали.

— А вот теперь представьте, что вся это прелесть воплотилась в одной женщине — в вечной юной богине Весны.

Персефоне показалось, что у непрошеных гостей сейчас закапают слюни. Она тихо хихикнула себе под нос и разрезала гранат, позволив соку стечь по изящной ручке — от кисти до локотка. За этим течением проследило сразу три голодных мужских взгляда.

Пирифой решил сыграть героя и заявил:

— Если всё так, как ты рассказываешь, Аид Ужасный, то мы просто обязаны выручить прекрасную Весну из твоего плена.

Аид ухмыльнулся, со скучающим видом подпёр щёку рукой и проговорил:

— Да забирайте. Она, конечно, та ещё красотка, но легкомысленная — сил нет. Только бы по полям бегать, цветочки собирать, песенки петь да плясать. А мне — царица нужна, чтобы скипетр ей под силу был.

Ой, кто-то напрашивается, ой, напрашивается!

Персефона с силой вонзила нож в стол и метнула в царя свой фирменный изумрудный взгляд: ну останемся мы наедине! ну, я тебе покажу! забирайте, значит!

Поймав взгляд мужа, в котором плескалось предвкушение и искрились смешинки, она фыркнула и ушла прочь.

Вслед ей раздалось усталое и досадливое:

— Видите, как рабынь избаловала. Никакого уважения и почтения.