Шрифт:
Арбалеты новые противники не использовали. Оба держали в каждой руке по мечу и этими мечами вовсю пытались достать наши тушки.
Мы медленно отступали от корабля к «Мавзолею».
Пластиковые щиты пока что держались, но уже начинали опасно потрескивать. Сколько ударов они могли выдержать и не рассыпаться, мы не знали. Разбежаться в разные стороны не получалось — мечники просто прикончили бы «девятого» и отобрали добычу, а это, ни много ни мало, означало провал всей операции.
Что надо делать, первым сообразил «третий». В очередной раз отпрыгнув назад и уступив место «пятому», он неожиданно закинул щит за спину, выхватил из ножен штык-нож и вставил его в штатные крепления плазмогана.
— А ну! Дай-ка мне с ним покумекать!
Оттеснив напарника, здоровяк принялся ловко орудовать импровизированным мини-копьём. Корпус из твёрдого сплава неплохо держал удары меча, а резкие выпады штык-ножа заставляли противника переходить от нападения к обороне.
Я фехтовать на штыках не умел, но в своё время тоже кое-чему обучился.
В имперской армии малые сапёрные лопатки делали из титана, и заточка у них была не хуже, чем в «самых страшных войсках» России.
Итог: всего через пять секунд мы с «третьим» сумели-таки остановить напирающих на нас мечников. Он колол своего штыком, не подпуская на расстояние удара. Я, прикрываясь щитом, отмахивался от своего противника МСЛ.
— Валите, пока мы их держим! — улучив момент, рявкнул «третий».
Повторять приказ не потребовалось. Его начали исполнять, ещё не дослушав.
«Пятый» и «восьмой» быстро проскочили в разрыв, образовавшийся между двумя парами дерущихся, и выставили щиты, закрывая ими несущего контейнер «девятого».
Мечники дёрнулись было следом, но мы их притормозили.
Лиц врагов я не видел, но судя по остервенелым движениям, противники были в ярости. Ещё бы. Диверсанты-грабители убегают, и помешать им нет никакой возможности.
Натиск на нас усилился. Я еле успевал отбивать выпады, защищаться щитом и одновременно перекрывать противнику путь к челноку. Мы медленно отступали, меняя силы на время и расстояние.
Сзади послышался лязг поднимающейся аппарели. До корабля оставалось всего две сотни шагов. Ценный груз был уже внутри, теперь требовалось лишь разорвать дистанцию и домчаться до челнока раньше мечников.
Сделать это мы не успели. Противники сами, внезапно, отскочили назад и разбежались в разные стороны.
Зачем — стало понятно через мгновение. Из рощицы между Мавзолеем и кораблём появились ещё несколько местных. Они катили перед собой какую-то конструкцию на колёсах, напоминающую небольшую пушечку с коротким, но сильно раздутым стволом.
Ну, наконец-то! Именно об этой фигне меня предупреждал лейтенант. Именно от неё я должен был красиво и героически умереть. Правда, не до конца. Но гарантировать это «не до конца» Ханес не мог, он предлагал просто поверить. Ну, я и поверил. А куда деваться? Другие варианты моей неожиданной «гибели» выглядели значительно хуже…
— Отходи! Я прикрою!
Увы, мой призыв к «третьему» пропал втуне.
Наверно, он тоже хотел стать героем. Глупо, но что поделаешь.
Вместо того чтобы бежать к челноку, здоровяк бросился к «пушке» и «пушкарям». Шансов у него не было. Орудие выстрелило в упор, с трёх десятков шагов. Пространство между рощей и бегущим к ней «третьим» словно бы дрогнуло и перекрутилось, а через миг, когда всё пришло в норму, бегущий просто исчез.
«Скрутобойка», — так называл лейтенант Ханес это оружие местных.
Того, кто попадал под её удар, раздёргивало едва ли не на молекулы, после чего скручивало в тонкий жгут и отбрасывало на несколько сотен тян. Потом тело несчастного «восстанавливалось», но уже в произвольном порядке, случайным перемешиванием условно живой «мозаики».
Технологию «скрута» нигде кроме Флоры повторить не могли. Само явление в его, так сказать, естественном виде наблюдалось только возле «барьера» — аномальной части Вселенной, где с завидной регулярностью пропадали космические корабли: военные, гражданские, исследовательские, специальные, беспилотные… Собственно, о том, что существует такая область пространства, узнали только благодаря людям, обладающим, как говорил лейтенант, скрут-иммунностью. В подробности он не вдавался, но сообщил, что у меня эта иммунность есть. Вероятность выжить — больше восьмидесяти процентов. На вопрос «Что будет, если я попаду в двадцать процентов невероятного?» Ханес только плечами пожал: «Будем искать другого разведчика»…
Стоять на месте и дожидаться, пока в меня выстрелят, я не стал. Со стороны это выглядело бы не так мужественно, как хотелось. Поэтому, заорав что-то нечленораздельно-матерное, я тоже, как «третий», бросился к роще и даже успел метнуть в «скрутобойщиков» титановую лопатку. Ни в кого, конечно же, не попал, но этого и не требовалось. Главное, чтобы все — и свои, и противники — видели только отчаяние и злость слетевшего с катушек «берсерка».
Выстрела я не почувствовал. Просто в какой-то момент мои ноги оторвались от земли, сознание затуманилось, а потом я вдруг ощутил себя валяющимся ничком на дальнем краю местной рощи. Всё тело болело, как будто по нему проехались трактором, в горле стоял комок, в ушах гул… Впрочем, гул снаружи действительно был. Он шёл от включившихся двигателей челнока. Реактивные струи медленно поднимали корабль туда, где не действуют местные «нейтрализаторы» гравитационных и плазменных технологий.