– Очень забавно, – оценивает мой каламбур профессор, моющий руки.

Он слушает нас, и в его очках пляшут искорки.

– Что за идея? – спрашивает Берюрье.

– Он говорит себе, что рынок – это средоточие съестных припасов – должен кишеть отходами. Они действительно исчисляются тоннами ежедневно. А что там делают с отходами? Их отправляют на переработку в удобрения... Разве это не отличный способ избавиться от головы?

Итак, Турок приходит на рынок, забредает в зал с кишками и прочей требухой и натыкается на кучу коровьих голов. Ты видел эти головы, Берю: с шерстью, с рогами, с ушами. Они совершенно несъедобны. Падовани вообразил, что эти корзины просто созданы для его цели, и как ни в чем не бывало сунул голову своей жертвы в кучу...

Берюрье хлопает меня по плечу.

– Ты гений в нашем деле, Сан-А. Теперь все яснее ясного... – Он смеется. – Представляю себе, какая рожа была у Падовани, когда он прочитал об этой истории в газете!.. Мы выиграли, верно?

Берю так рад, что щелкает подтяжками и трясет пузом. Я оставляю его веселиться, а сам атакую Буржуа:

– Ну что, док, ваше мнение? Эскулап вытирает стеклышки.

– Мужчина, возможный возраст от сорока пяти до пятидесяти, – профессионально выкладывает он. – Несомненно, вел жизнь авантюриста, поскольку имеет несколько пулевых ранений, уже давнишних.

– Ни одно не было смертельным? – деловито осведомляется Берюрье.

Профессор испепеляет его ледяным взглядом.

– Толстяк, – говорю я ему, – в дурости ты поднялся до недосягаемых высот. Второго такого идиота не найти днем с огнем!

Буржуа соглашается со мной кивком головы. Смущенный этой молчаливой ратификацией, Берю замолкает.

– Продолжайте, док!

– Ну что вам еще сказать? Смерть наступила дней шесть-семь назад. Я размышляю.

– Скажите, док, в вашем заключении по голове, кажется, отмечено, что у убитого было много мелких шрамов на висках и на носу?

– Совершенно верно!

– Это могло быть следствием пластической операции?

Теперь очередь врача погрузиться в глубокие раздумья.

– Вполне. В таком случае операция была проведена специалистом высокого класса Мэтром в пластической хирургии!

– Как вы думаете, док, можно полностью изменить человеку лицо?

Он пожимает плечами.

– Полностью – нет, но можно заменить доминанты лица и тем самым изменить его общий вид...

– Ладно, спасибо... Благодарю, что вы так рано поднялись ради этого грязного дела... Он кипятится:

– Это, как вы его называете, «грязное дело» – моя работа. Я ее люблю и не хочу заниматься никакой другой... Я его успокаиваю:

– Я не хотел вас обидеть, доктор, даже наоборот. Согласен, ваша профессия самая приятная из всех, что есть на свете... Даже работа парфюмера, создающего утонченные духи, не может соперничать с ней по силе аромата!

Он смеется...

Тусклый, серый день не дает отделаться от похоронного настроения, которое на нас навеял морг.

Холодный ветер гонит капли дождя...

У нас такое чувство, что мы направляемся на собственную казнь. Стоя на тротуаре, мы напоминаем трех аистов, по ошибке попавших на Северный полюс.

– Мне жутко хочется спать, – вздыхает Пинюш. – Честное слово, сейчас бы я прохрапел целый день...

– А мне хочется есть, – делится Берюрье. – Бессонные ночи вызывают жуткий аппетит... Что вы скажете о луковом супе с тертым сыром и стаканчике белого? Это и вдобавок чашка очень крепкого кофе приведут нас в форму.

Он садится в свою машину и делает нам знак присоединиться к нему.

– Можно съездить к Гродю, – говорит он мне. – У него получается отличный луковый суп!

Я не отвечаю... Продолжаю размышлять над этой непонятной историей.

– Слушай, Берю, – спрашиваю я Толстяка, – ты поработал почти во всех службах. Может, знаешь двух блатных, которых зовут Боб Шалун и Маньен Улыбчивый?

– Маньен! – восклицает Толстяк. – Он меня спрашивает, знаю ли я Маньена! Да мы с ним вместе ходили в школу! Я решаю, что он шутит, но потом вижу – нет.

– Это правда?

– А то! Ты что, думаешь, гангстеры с неба сваливаются? Должны же они быть откуда-то родом, а, Пино? Мы с Маньеном земляки... Его отец держал в нашем поселке табачную лавку... О! Видишь у меня на брови шрам? Это Маньен швырнул мне в морду подковой...

– Подкова приносит счастье, – иронизирую я. – А скажи-ка мне, Толстячок, ты знаешь, где он кантуется?

– Да. У него квартира на бульваре Бертье, в семнадцатом округе...

– Чем он занимается?

– Его конек – скачки...

– Он играет на тотализаторе?