На душе действительно стало легче, что выходка Дениса Камилю ничем не грозит.

— С ним все в порядке?

— Да, все нормально. Не переживай.

— Теперь не буду.

— Успокойся. Всё хорошо.

— Постараюсь.

— Ну ладно. Удачно тебе доехать. Маму не забывай, приходи. Она так любит тебя. Я почти ревную.

Мягко рассмеялась в ответ. Иногда тренер бывает таким милым.

— Обязательно буду приходить. А я все хотела спросить — как же она у вас болеет и одна?

— Она не одна. Я нанял ей сиделку, и приезжаю, когда есть возможность. Точнее, прилетаю. Мне приятно, что ты тревожишься о ней.

— Да ну что вы, — смутилась я. — Она меня тренировала с самого детства. Как я могу не переживать о ней?

— Вот и заглядывай почаще. И мне спокойнее будет, что маме не так одиноко.

— А почему вы её к себе не заберёте? В Москву.

— Да я пытался. Не хочет. Упрямая!

Мы говорили с ним, словно старые друзья. С ним так легко, когда он хочет общаться, когда он не выстраивает барьеров, и не пытается побыстрее уйти в свою берлогу.

— Она до последнего нас тренировала.

— Да. Куда, говорит, я своих детей брошу. Особенно, Сонечку. Я все думал: что там за Соня такая, которую мама так полюбила? Ну вот и посмотрел.

— Ваша мама замечательная, не устану повторять.

— Другой такой нет. Но достаточно лирики. Тебе удачно добраться, будь умницей, девочка.

И опять он стал холодным. Словно вспомнил, что ему следует держаться от меня подальше.

— Спасибо. Я буду скучать…

— Не надо, Соня, — ответил он так, будто ему тоже больно и тяжело, а потом звонок оборвался. Или Камиль повесил трубку.

Растерянно посмотрела по сторонам, будто где-то там есть ответ, почему все вышло так, почему так больно. Побрела обратно к автобусу. Спустя несколько минут мы снова выехали на дорогу.

Ключей от квартиры у меня пока ещё не было, и чтобы зайти, пришлось звонить сначала в домофон, потом в дверь. Заморенова распахнула её, лишь глянула на меня, как лицо её вытянулось. Она молча отошла в коридор, и наблюдала, как я снимаю кеды. Когда я распрямилась, она вдруг обняла меня.

— Мне жаль.

Видимо, она только по выражению моего лица догадалась, что я не с победой. Но она пока даже не догадывается, с какой я же фееричной «непобедой».

За чаем я рассказала ей о Зайцеве и таблетках, о поступке Камиля на льду и нашей победе на две минуты, а потом дисквалификации меня на почти два года.

— На автобусе приехала, — говорила я, раскачивпясь на стуле. — Камиль этого придурка остался искать. А он просто домой смотался, чтобы нам нервы сделать лишний раз.

— Да уж, — пожала губы Настя. — Подосрал нам этот Заяц. Не ожидала от него. А Камиль молодец какой, решился выйти с тобой. Неожиданно, и идея была не так уж плоха.

— Ну тут двоякая ситуация, — ответила я. — А если бы Денис сказал про таблетки, мы бы вообще на эти соревнования не поехали, и не имели шанса себя показать, да и мы с Камилем никогда бы не…

Замолчала на полуслове, когда поняла, что проболталась. Это были мысли вслух. Очень личные мысли, и пока я не желала, чтобы подруга о них узнала. Но тут и гадать нечего, что же такое я имела в виду.

— Что вы с Камилем? — тут же уцепилась она за информацию.

— Что-что… Ничего необычного.

— Ланская, договаривай!

— Да отстань ты от меня. Я устала и спать хочу, — поднялась я на ноги.

— Было, да? — спросила она в лоб.

Видимо, придётся ответить. А то же спать не даст лечь, так и будет следом ходить — было, было, было?

— Да, было, — ответила ей. — Несколько раз.

— Ого, — присвистнула Настя. — Для тебя он оказался не такой уж и Кремень. Я же говорила, что ты ему нравишься, Соня!

— Не очень-то радуйся, — отвернулась я от неё, чтобы не показывать в очередной раз набежавших слез. — Он уезжает в Москву. Мы больше с ним не увидимся.

Заморенова тут же перестала улыбаться и растерялась. Я развернулась и пошла в свою комнату. Усталость действительно очень сильная. Только, скорее, моральная. Очень хотелось побыть одной. Но Настя пришла следом за мной.

— Как это так? Переспал с тобой, лишил девственности и уезжает?

Слова подруги больно царапнули сердце. Но она справедливо отметила.