— Это брат? Разве он хочет нас убить? Паша, давай остановимся, не станет же он стрелять в беременную женщину.

— Этот станет.

— Паш, мне он сегодня показался нормальным…

— Это только показалось.

— Паш…

— Да помолчи ты!

В машину бился «Мерседес».

— Паш, он нас убьет!

Это было последнее, что крикнула подруга. Машина перевернулась. Ее задел грузовик. Хлопнула дверь, и послышались чьи-то мужские голоса.

— У него в сумке надо искать. В портфеле. Он всегда там держит его.

Хлопок двери. Возня.

— Нет там.

— Проверяй.

— Да нет же.

— Бери портфель с собой. Я в багажнике проверю. Ты его карманы проверь, бардачок и сумку его телки.

От увиденного я похолодела. По телу побежали мурашки. Хоть и не было видно лиц Маши и Павла, но я отчетливо их представляла. Только слово «телки» заставило меня вернуться в реальность. Точнее, разозлило. Ну разве Маша похожа на телку?!

— Ничего нет, — разочарованно сказал один из мужчин.

— Уходим. Поехали. Надо машину эту спрятать.

Майор выключил запись.

— Теперь вы понимаете, почему я вас вызвал?

— Да, — выдавила я. — Маша…

— Она жива. — Это прозвучало как само собой разумеющееся. От неожиданности я встала. — Но я вас не отпускал. Присядьте. — Он дождался, пока я, вконец обессиленная, села. В голове было только одно: «Жива! Жива!».

— Из этой записи я понял, что вы для Марии являетесь самым близким человеком, которому она очень доверяет. Но я все-таки не понял: Маша имела в виду брата Павла Михаила или своего брата Виктора?

— Михаила. Брата Павла. Маша и Павел утверждали, что Михаил угрожал брату.

Я сама не верила себе. Бред! Как в кино… Но это случилось.

— Понятно. Вы когда-нибудь видели Павла?

— Видела. Вчера вечером. Время не помню.

— Вы сможете его опознать?

Что? Павел умер?!

— Павла? Он мертв?

— Да. У него был разрыв артерии. Он скончался в скорой. Крепкий человек был. Так вы сможете его опознать?

— Да. Хотя я…

Я не договорила свою мысль. Уж больно она заумной мне показалась. Я Павла видела всего один раз. Но мне его никто не представлял как Павла. Под его именем мог прийти кто угодно.

— А почему его не опознает кто-нибудь из родственников? — спросила я.

— Его отец болен, мать не в состоянии, жена в роддоме, а брат… сами понимаете. Он, разумеется, опознает, но нужно подтверждение.

Как-то это все странно. У него же должны быть друзья, коллеги. Почему именно я? Но мне было любопытно.

— Я опознаю.

Я хотя бы пойму, кто ко мне в дом приходил, решила я для себя.

— А где Маша?

— В районной больнице, в реанимации. У нее травма. Она пока в коме.

Я жертва чьего-то плохого сценария. Ее любимый погиб, она в коме, и только подруга накажет убийцу брата. Тьфу!

— Вы арестовали Михаила?

— Нет.

Ну вот. Я же говорила!

— Почему?

— Улик недостаточно.

— А запись, мои показания?

Нет, ну будут они работать или как?!

— Виктория, — широко улыбнулся майор, — по записи слышно только слово «брат». А что за брат, чей брат — непонятно. А ваши показания, конечно, учтутся, но этого мало. Вы видели, кто был за рулем?

— Там непонятно.

— Вот то-то и оно. Если б за рулем сидел Михаил, то вопросов бы не было. Хотя запись с регистратора не является достаточной уликой, чтобы посадить человека.

Ну, это он мне залил! Я разозлилась и, чтобы не сболтнуть лишнего, спросила коротко:

— Где морг?

— Вам туда пока рано. Сейчас ответьте на мои вопросы.

Так это еще было не все…

На весь последующий его допрос я отвечала сквозь зубы. Меня раздражал этот бомжеватый, ленивый майор. Зачем, спрашивается, я ему отвечаю на идиотские вопросы вроде: говорила ли мне Маша, где она будет жить, как она мне собиралась звонить, по какому номеру, в котором часу у них должен был быть рейс? Все эти вопросы были странными. Я не помнила даже фамилию Павла, и тем более не имела понятия, где они останавливались ночевать, и где именно в Испании хотели жить. Вот если б он меня спросил по существу: «Кто знает или может быть в курсе планов Павла и Марии?», — вот на это я бы ему ответила. Но он мурыжил меня: в котором часу я прихожу с работы, как часто я бываю дома, почему я оформляю визу. Просидела я у Петрова полтора часа. Я уже толком не понимала, о чем он меня спрашивает, и на что я отвечала, и только потом он повез меня в морг.

Как себя чувствует человек, когда впервые приходит в морг поглядеть на остывшие мощи знакомого, который еще вчера вечером угощал тебя изысканным блюдом? Я себя чувствовала не ахти. Я ничего не боялась, не боялась увидеть его в виде паштета… Просто мне местный запашок совсем не нравился. Да и трясло от холода, несмотря на то, что я привыкла сидеть в холодильнике. На заводе очень холодно, но мы там надеваем ватные штаны и фуфайки. В этом костюме все сутки и работаем. Здесь же я как пришла в джинсовке, так и стояла в ней среди каталок с трупами. И этот специфический запах… Мой нос привык к заводскому дыму копченых мясных изделий, а не к запаху гниющих трупов. Я уже пожалела, что согласилась на опознание. Зачем, спрашивается, я поехала глазеть на остывшие останки Павла, а не помчалась в больницу к любимой подруге, которая считала меня сестрой? Ведь ей, возможно, требуется уход или лекарства. На глаза навернулись слезы, и в горле застрял ком. Я только сейчас поняла, что случилось с Машей и Павлом. Да, отпуск мне необходим, а то мой мозг уже отдыхает без моего ведома. Боюсь, что скоро я и работать буду, спя, как робот, инстинктивно. Без мыслей и чувств…