А теперь по порядку. Вернёмся к прологу.

Вы когда-нибудь летели на самолете, с человеком, которого дико любите и которому не скажете этого, даже если он приставит к вашему горлу нож? Нет? Тогда дальше для вас будет самая интересная часть! Что за хрень я несу? Сейчас расскажу.

Я проснулась тем утром с жутким похмельем, в руках Яна, который сжимал моё дрожащее тело, как плюшевого мишку. Вздохнула, поворочилась и получила в ответ хмурое:

— Лежи смирно, пьяница!

— Все поняли, что ты тут, да?

— Нет. Меня никто не искал. Плохо тебе?

— Плохо…

— Сейчас кофе принесу!

И Ян пошёл за кофе… а принёс смерть мою!

Ну… ладно, никаких спойлеров.

Доподлинно известно, что мой герой сварил два чашки, себе без сахара, мне с сахаром. Тем самым, который Кира за день до того отправила в урну. (Ну не совсем тем-тем, но почти)

Мы выпили кофе, помолчали, он спросил что принесло меня обратно, я сказала, что ничего особенного и… мне позвонил сначала Петров и сообщил об утерянной на территории его дома куртке, потом Костя, который у меня записан как “Любимый Лётчик”, а потом мой Мужчина Мечты.

Ян… ушёл. Не выдержал такого внимания мужчин, из которых знаком был только с одним.

И я бы даже не обратила на это всё особого внимания, если бы не хлопнула на первом этаже входная дверь, следом дверь в комнату Киры, а следом я не подслушала разговор (о-очень случайно).

— Нина, это трындец, я пошла подслушивать, — прошипела я в телефон.

— А-а-а, обожа-аю, иди, только тихо, а то будет позорище.

— Да, ага, ща. Перезвоню.

Я отключилась от подруги, которая там сходила с ума ещё с вечера, и изловчилась сделать вид, что всё ещё с ней говорю, бродя по коридору.

Наброди-и-ила. Ничего полезного, но кое-что узнала.

— Нет, он кофе ей, блин, варит! — возмущённо шипела Кира.

— С чего взяла? Две чашки в раковине? — голос Алисы звучал странно. Не так злобно, но как-то жалобно.

— Сахар! Никто не пьёт в доме кофе с сахаром, кроме этой мыши! Придавить бы её уже!

— Ты правда думаешь, что он её трахает?

— Ми-илая, я тебя умоляю! — Кира пугающе ледяным тоном провыла такую пугающе-страшную фразу, что у меня сердце в пятку ушло. Левую. — Она тут сколько живёт, столько он к нам не подходит! Ты его таким когда-нибудь видела?

— Не хочу тебя слушать! Не хочу! — завизжала Алиса, а я…. быстро-быстро скрылась из зоны поражения. Ни дай Бог бы нашли меня именно в это время и в этом месте.

Они всё поняли. Они не дуры. А мне пора что-то делать.

Решимости был вагон! Почему? Потому что по дороге домой минувшим вечером Нина прилично так мне промыла мозги.

Перезванивая ей теперь, я даже не знала что сказать.

— Я разлучница, — шепнула я, падая на кровать.

— Ты хуючница, — не в рифму парировала Нина. — Заколебала ныть. Мужик — не телок.

— На чужом счастье…

— Ну, какое счастье, мать моя? Ты с какого сеновала упала? Мужичишка с двумя бабами проживает и не дует в ус! Да его спасать из этого гарема надо! Руки в ноги и пошла трусы кружевные покупать!

— Я не…

— Не такая, ждёшь трамвая, я в курсе. Милочка моя… это всё де-е-етский лепет! Захочешь — не так раскорячишься.

— Ты прямо все пословицы и поговорки собрала, дорогуша, — мой вздох улетел в пустоту. Нина уже меня не слышала.

— Нин. Я уеду.

— С ним?

— Если захочет.

— Захочет, — отрезала моя Гузеева и отключилась сама.

До вечера я прослонялась, как вяленый валенок. Прострадала, промучилась. Голову даже помыла. Вещи в одну кучу свалила. Затаилась. Перепугалась до смерти, что Кира в лицо кислотой плеснёт, ну мало ли. А потом беда нашла меня сама.

— Софушка, ой ты тут! — пропела Кира, и дело запахло керосином.

Если бы у сестрички этот самый керосин был в руке, я бы не удивилась. Чувствовала себя такой ужасной женщиной, которую язык бы не поднялся котиком назвать.

Раз… Два… Три.

— Софушка…

— Сафо, — поправила я, и из глаз Киры на секунду пропал восторг от общения со мной, как будто я в него верила вообще.

— Ты… сегодня к другу своему не собираешься? — спросила Кира, присаживаясь рядом со мной на кровать.

— Нет, — я покачала головой, как капризная девочка, которая хочет дать понять своё “ни хотю”. — А что?

— А мы решили романтик устроить Яну. Вином бедолажку напоить! Ну, устаёт, совсем никакой…