Что-то внутри меня (возможно нейрослепок реципиента) было совсем не против подобного развития событий, но я не торопился. Потому что, как показала практика, какой-то злой рок мешал нам стать близки.

Я даже не рассматривал тот случай на лесной тропинке, и без этого хватало подтверждений. Когда она позвала меня на откровенный разговор, вечером за коровник, и выговорившись, в наступающих сумерках скинула с себя платье — его почему-то схватил пробегавший мимо поросёнок сбежавший с чьего-то двора. Погоня за ним (отдав девушке свою рубашку) закончилась в зарослях крапивы с мой рост, так что ни о каком продолжении романтической встречи не могло быть и речи. В другой раз когда мы с ней пошли купаться на реку, и она позвала меня в небольшую заводь довольно далеко от деревни, где мы раздевшись догола уже чуть не приступили к процессу, были прерваны огромным пятном пахучей жижи, что течением занесло в заводь. Мокрые и вонючие мы пулей вылетели оттуда. Как оказалось это один из работников фермы не придумал ничего лучше, чем сливать в реку жидкие отходы жизнедеятельности из септика, чтобы не гонять машину на очистные сооружения и, таким образом, сэкономить топливо (после этого я дал председателю установку строго следить за подчинёнными).

После третьего раза, когда мы крепко сжимая друг-друга в объятьях, лежали на сеновале, куда забрались убежав ото всех, я, ощутив, запах дыма понял что и на этот раз наши планы не осуществятся. Так и вышло — с трудом потушив соседский сарай загоревшийся от замкнувшей электропроводки, я бросил попытки овладеть девушкой. Тем более оказалось что ей, чтобы потерять голову и уйти в нирвану было достаточно нескольких крепких и глубоких поцелуев.

В муфельной печи где я сплавлял свинец, сурьму и борную мазь с графитовой смазкой изготавливая свои убогие поделки под полупроводники, можно было замечательно плавить сахар изготавливая десятками штук сахарных петушков. Поедая которые, брат Милки сидел на скамейке перед домом, пока мы в сарае самозабвенно целовались (на удивление это оказалось невероятно увлекательным занятием, особенно если поглубже засунуть язык в девушку).

Но помимо всех этих приятных и забавных вещей я занимался очень важным делом — готовил свой следующий проект.

Так как любые, а тем более глобальные изменения в обществе, не могут происходить сами собой, без поддержки эту поддержку мне необходимо обеспечить. А обеспечением подобных процессов традиционно занималась армия. Так что моя установка каждую ночь непрерывно подключала меня к коллективному бессознательному пространству соседней В/Ч. Тем более попавший под моё влияние прапорщик, ежедневно занимался реализацией второй части моего плана.

Павел Дьячко на несколько шагов отошёл от подвешенной на тросах установки. Множество переплетённых трубок, катушек из тонкого трансформаторного провода, и торчащие из самых неожиданным мест электроды поджига формировали какую-то фантасмагорию, а не первую опытную установку по промышленному расщеплению монооксида дигидрогена. Хоть это установка и называлась “первой опытной”, она по факту не являлась первой. Он уже собрал несколько лабораторных образцов и установок целиком и почти два десятка разных узлов проверяя свои теории. И теперь перед первым пуском полноценной установки он немного волновался. Вернее волновался он настолько что всё тело его била крупная дрожь, а представляя что произойдёт если он всё-таки ошибся в своих выкладках — темнело в глазах и сознание так и норовило его покинуть. Но каждый раз в минуту слабости у него перед глазами вставал образ Дани, который заглядывая ему в глаза говорил строгим голосом: “Делай что должен и будь что будет…”, “Не сдерживай свою фантазию, твори, нет ничего невозможного — любая фантазия, при должном уровне усердия, реализуема”. Так что отогнав сомнения и задавив в себе малодушие он принялся крутить вентили на водопроводных трубах подключенных к установке. А когда все вентили были открыты, в последний раз вздохнув и, в очередной раз, задавив в себе малодушие повернул рубильник запуска.

Тот час натужно загудели мощные трансформаторы, и на разные лады затрещали — запищали связки конденсаторов. Наконец, когда все разрядники были заряжена, автоматика запуск дала команду на выдвижение электродов и впрыск в камеры поджига, воды.

Парень как зачарованный стоял и смотрел как висящая на тросах между полом и потолком установка раскачивается, шипит и плюётся паром. Пока было не похоже, что она работает — вода из камер сгорания лилась рекой, электрические дуги. Если и появлялись, то быстро пропадали из-за залипающих и двигающихся рывками электродов.

У него уже почти опустились руки, как вдруг дверь в помещение открылась и потоком сквозняка с пола подняло несколько листов бумаги, с его расчётами, и бросило внутрь установки. Тут же внутри что-то сверкнуло, и всё помещение залили ослепительно яркий свет.

Проморгавшись, Павел увидел что в их производственно лабораторный комплекс пришёл ещё один член радиокружка — Степанов Вова. Сейчас он тоже стоял с раскрытым ртом невидяще хлопая глазами. Сначала Паша хотел наброситься на этого несознательного человека с кулаками — он мог испортить труды его недельного труда, но потом понял что установка-то работает!

Неизвестно что стало катализатором реакции — сквозняк, попавший под один из электродов бумажный лист, но факт был в том что теперь установка работала!

Он поскорее побежал отсоединять от неё провода запускающего блока, а то они уже начали понемногу нагреваться. Отключив провода от трансформаторов пробоя он опять бегом бросился к другому шкафу управления к которому тоже шли довольно толстые провода присоединённые через рубильник к нагрузочному резистору. Так как установке требовалось куда-то сбрасывать производимую электроэнергию, то он с несколькими товарищами сделали довольно мощный потребитель — из нескольких шамотных кирпичей, была сложена ванна которую заполнили графитовой крошкой (несколько вёдер графита набрали на троллейбусном кольце, собирая куски графитовых вставок токоприёмников общественного транспорта) и к паре электродов погруженных в эту ванну была примотана довольно большая бухта нихромовой проволоки.

Дёрнув рубильник он с благоговейным трепетом взглянул на резистор, который начал с каждой секундой, нагреваясь, наливаться краснотой. Буквально через пару минут рядом с установкой стало невозможно находиться — мало того что она сама по себе прилично грелась, пылал жаром разгрузочный резистор, так ещё и дополнительная нагрузка в виде связки несколько киловатных ламп от прожекторов излучали довольно много тепла.

Перекрикивая шум от работы установки он позвал к себе, продолжавшего стоять у входа Вову.