— Ты совсем что ли? — выкрикиваю, лягая его ногой по икре. — Тебе нужно прекращать пить!

— Отвечай мне, Аня, — пальцы левой руки сжимают мои щёки, а полыхающие яростью и презрением карие глаза, впиваются в мои. Таким я Котова не видела никогда. Кажется, что ещё мгновение, и он раздерет меня на части. Но я не собираюсь перед ним оправдываться. Поэтому выгибаюсь, пользуясь своим положением, и трусь грудью о его часто вздымающуюся грудную клетку. Марк быстро облизывает губы. А я довольная полученным откликом с его стороны, приподнимаюсь на носочки и, практически прикасаясь губами к его рту, выдыхаю:

— Чего ты так взбесился, котик мой? Неужели на его месте хотел оказаться?

Марк вздрагивает и выдыхает, сцепив с силой зубы. Кажется, я даже слышу их скрип. Замечаю, как на лице парня ходят желваки. Пальцы сильнее сжимают мои щёки, а карие глаза останавливаются на моих губах. Ну же, Котов! Поцелуй меня! Ты же сам этого хочешь! Я знаю, что ты соскучился. Вижу по твоим глазам, в которых мелькают эмоции. Вижу по кадыку, который дёргается, когда ты тяжело сглатываешь. По длинным ресницам, которые трепещут, когда ты плотно закрываешь глаза, чтобы не видеть холмики грудей, которые виднеются в вырезе маечки.

— Оставь свои игры для лошков, Мышкина, — свирепо бросает он, справившись со своими эмоциями. — Только такой ботан, как твой Алёша, может повестись на твои дешёвые уловки. Ты мне омерзительна, — слова болью отзываются в груди.

Хочется, как всегда, спрятаться в свою скорлупу, скрыться от пронизывающего до костей взгляда карих глаз, и зализать свои раны. Я не понимаю, чем заслужила такие слова. Не понимаю, что могло измениться, что парень, который недавно шептал слова любви, обвиняет меня в связи со своим отцом.

Но переборов себя, лукаво улыбаюсь.

— Увидел в Лешеньке соперника? — вскидываю брови, высвобождая руку из крепкой хватки, и провожу пальцами по шее. Наблюдаю за тем, как черный бездонный взгляд прослеживает путь руки. Как дыхание становится хриплым.

— Заткнись, Мышкина, — рычит Марк. — Ненавижу тебя, — вопреки его словам, большой палец сжимающей мои щёки руки, проходится по губам, оттягивая их.

Не ожидая от самой себя, обхватываю палец парня губами и всасываю, выводя узоры на подушечке. Смотрю в потемневшие глаза. Чувствую, как пол уходит из-под ног.

— Ненавижу тебя, — шепчет вновь тихо, будто пытаясь убедить самого себя. — Ненавижу за то, как сильно бл*ть люблю тебя. Несмотря ни на что.

Завороженно смотрит на мои губы. Убирает руку с моего лица, закрывается пальцами в растрепанные после перепалки рыжие волосы на затылке и шепчет в самые губы, практически целуя:

— Рыжая ведьма. Сжечь тебя нужно. Я же бл*ть подыхаю без тебя. Без твоих глаз колдовских. А ты за моей спиной… с батей…

Больше терпеть не могу. Закрываю глаза и отдаюсь на волю своим чувствам. Всхлипываю и начинаю реветь в голос. От обиды, от облегчения, что с Марком всё в порядке, от его долгожданной близости.

— Чёрт, — бормочет беспомощно. — Не реви.

— Не спала я с твоим отцом. Ни с кем я не спала, — упираюсь ладонями в напряжённую грудь.

— Ань, — совсем растерянно.

— Ты каждый раз будешь говорить мне столько гадостей, когда будешь ревновать? Ты назвал меня шлюхой! — я залепляю ему пощечину. От силы удара немеет рука, а на его щеке остаётся яркий красный след. — Как ты вообще мог предположить такой бред? — вскрикиваю истерично. Дверь рядом с кабинетом открывается и выглядывает дядя Глеб.

— Чего шумим, молодёжь? — по его виду не трудно догадаться от какого занятия своими криками мы его отвлекли.

— Ничего, — говорит зло Марк, двумя руками обвив мою талию и внося в комнату.

Спиной оперся о дверь, не выпуская меня из кольца рук. Блуждает непонятным взглядом по опухшему от слёз лицу.

— Ударь меня еще раз. Хорошенько. Пока душу не отведешь. Пока не простишь, — сипло просит он, виновато отводя глаза. И я ударяю. Отвешиваю новую хлесткую пощёчину.

— За что, Марк? За что ты так думаешь обо мне? Разве я давала повод подумать, что я прыгаю из постели в постель?

Парень молчит. Кусает щёку изнутри и отводит виновато взгляд.

— Ответь мне! — я кричу, потеряв терпение. — Кто тебе дал право разбрасываться такими словами в мой адрес? Кто дал право думать так о своём отце? Кто вообще поселил в твоей бестолковой голове такие мысли?

— Дед, — я скриплю зубами. Снова этот старый крендель. — Фотографии в кармане.

Зло глянув на Марка, начинаю шарить ладонями по всем карманам, пока не натыкаюсь на фотокарточки. Достаю их и, кинув на них взгляд, начинаю истерично хохотать.