Теперь, оставив Ли Эра одного, Йэн Лу прошел во флигель, – там он пробыл примерно четверть часа. Между тем, во дворе дома учителя стали собираться его ученики, – почти все они были заметно старше возрастом Ли Эра. Другие дети обсуждали новичка между собой, поглядывали на него свысока, но не заговаривали с ним. Надо сказать, это были дети наиболее уважаемых в городе людей – сановников, богатых купцов и ремесленников (учитель Сюй пользовался большим уважением в столице царства Чжао, а потому наиболее влиятельные горожане стремились устроить к нему своих сыновей).

Наконец, Йэн Лу вышел из флигеля, – он кивнул Ли Эру, дескать: «Все в порядке!» – и был таков. Отрок в очередной раз почувствовал себя брошенным, когда провожал его взглядом…

Вскоре слуга кликнул учеников, – все прошли во флигель и, садясь на циновки, заняли свои места за столиками на низких ножках. Когда другие дети расселись, Ли Эр устроился у самого края, возле дверей. Все доставали письменные принадлежности, и только у него при себе не было ничего: ни кисти, ни писчего материала, ни тушницы. А потом появился учитель – пожилой седовласый человек с морщинистым лицом и длинной белесой бородой.

Начался урок. Учитель что-то бойко говорил, и ученики старательно делали записи на кусках шелка. Ли Эр же оказался не готов к такому повороту, – он был совершенно растерян: пытался уследить за ходом мысли учителя и в то же время думал о том, что не умеет писать на языке Цзинь. И в итоге ничего не смог запомнить из услышанного на уроке. Так, отрок тщетно просидел битый час, а потом еще один и еще…

После занятий, когда другие дети уже расходились по домам, Ли Эр хотел последовать примеру остальных, но в последний миг передумал, – он, сделав усилие над собой, подошел к старому учителю и робко обратился к нему со словами:

– Господин мой, я не разумею грамоты. Как мне обучиться искусству сему?

– Ты не только не умеешь читать и писать, но и плохо говоришь на нашем наречии! – мрачно заметил учитель Сюй, который теперь в первый раз за все утро обратил внимание на отрока, но посмотрел на него таким взором, что тому стало не по себе. – Неужели ты думаешь, что я буду с тобой заниматься отдельно от остальных?

– А как же тогда мне обучиться грамоте? – вздохнул Ли Эр, потупившись.

– На что тебе это понадобилось? – осведомился учитель все тем же нарочито строгим голосом.

– Чтобы постичь истину, господин мой! – тихо отозвался Ли Эр. Он вмиг потерял всякую надежду и хотел уже, было, уходить, как вдруг строгий голос учителя остановил его:

– Вернись.

Отрок, который уже был в дверях, вновь приблизился к учителю, который проговорил уже совсем другим тоном, как будто сменив гнев на милость:

– Ты дал достойный ответ на трудный вопрос, – я, пожалуй, буду обучать тебя грамоте…

И он приказал слуге принести писчие принадлежности для отрока, после чего подошел к доске и написал на ней мелом первый иероглиф, который выучил Ли Эр – чжень (истина).

К концу дня, трудясь не покладая рук, отрок знал написание уже нескольких десятков символов. Учитель Сюй остался доволен его работой и лишь под вечер отпустил домой.

Когда Ли Эр вернулся во дворец семейства Чжао, он в бессилии рухнул на лежанку в своей комнате и тотчас забылся сном (он так устал, что даже не прикоснулся к еде на столе).

С тех пор начались занятия, которые подобным образом проходили день за днем, – с раннего утра и до вечера, – и так на протяжении полугода. По окончании этого срока Ли Эр не только обучился писать на языке Цзинь, но и прочел уже с дюжину книг, главным образом, по теме войны и мира, в том числе несколько научных трактатов. Его поразительной сообразительности и трудоспособности дивился даже весьма требовательный учитель Сюй; теперь он не раз пораньше отпускал своего ученика домой, однако тот все равно не торопился уходить, – задерживался за чтением свитков, составленных из связанных деревянных дощечек, мелко исписанных замысловатыми символами.

Постепенно Ли Эр перешел от чтения военных трактатов, – они его, на самом деле, мало волновали, – к тем книгам, что весьма занимали его, как человека, который в прошлой жизни защитил кандидатскую диссертацию по медицине. За месяц он «проглотил» все труды по этой тематике, которые только нашел в обширной библиотеке учителя Сюя. Методы диагностики заболеваний, приемы лечения травами, теплом, кровопусканием, иглоукалыванием и т.д., и т.п., – в общем, десятилетний отрок усвоил все премудрости китайской медицины, которые и спустя тысячи лет не потеряют своей актуальности. Потом он перешел к трудам по истории, – прочел Чуньцю (Весны и осени) Конфуция, и однажды, дочитывая эту книгу, обратился к своему наставнику с вопросом:

– В вашей библиотеке, учитель, есть все книги Кун-цзы, однако я не вижу ни одного труда Лао-цзы. Где мне отыскать хоть что-нибудь из его работ?

– Лао-цзы? – округлив глаза, переспросил изумленный учитель Сюй. – Мне неизвестно это имя! Кто этот человек и чем он знаменит?

– Вы не знаете Лао-цзы? – в свою очередь удивился Ли Эр. – Так это же он написал трактат о Пути и Благодати (Дао Дэ)!

Наш герой слышал об этом человеке и его труде, когда еще звался Андреем – в своей прошлой жизни. Однако учитель Сюй был в недоумении: