— Это при племяннице-то? — смеется Раечка.

— И при тебе? — подхватывает Игорь Леонидович.

А я думаю о том, как, вероятно, Вере было трудно работать у такого начальника. С ее прямым и чистым характером, с такой ранимой душой. Ведь она же умница была и все видела. И уж Меншутин ее тоже вниманием не обошел. Это он сейчас выдает себя за отца родного, а супругу свою чуть не за мать, хотя та особой симпатии к Вере, кажется, не выказала. И суетится теперь больше всех. Как бы на него пятнышко не попало, на его безупречную репутацию. Понятно, почему Вера собиралась уходить с этой работы.

— Вы с нами пойдете, Виталий? — спрашивает Раечка.

— Куда?

— О, у вас не только, как я слышала, занято сердце, но и чем-то все время занята голова, — смеется она. — Мы же собрались в кино. И Валя пойдет. Это вас как-никак должно воодушевить.

— Зато у вас головка все время занята одним, — говорит Яков Захарович.

— Кого бы поддеть своим язычком.

— Как вам не стыдно! — Раечка скромно опускает глаза. — Вечно вы ко мне придираетесь.

— Смотрите-ка, прямо по Чехову, — торжествует Яков Захарович. — Беззащитное существо, — и поворачивается ко мне. — Ну-с, а как тем не менее насчет кино?

— Что за разговор! — откликаюсь я с энтузиазмом. — Конечно, пойдем.

Признаться, мне очень нравятся эти люди, и оба старика инженеры, и Раечка, и красавица Валя. Мне доставляет удовольствие быть с ними.

Некоторое время мы еще прогуливаемся по саду возле столовой. Вскоре к нам присоединяется Валя.

Раечка со смехом передает ей мой рассказ о «дядюшке», «племяннице» и Косте.

— Так это же я ему рассказала, — говорит, улыбаясь, Валя и обращается ко мне: — Вы хотя бы сослались на источник?

— Их два, — отвечаю я. — Яков Захарович тоже, оказывается, помнит этого дядюшку. А вот зато у меня, у единственного, есть фотодокумент. Прошу, товарищи, внимания. Вы, Валя, уже видели. — И я важно вытаскиваю из кармана знаменитую фотографию. — Вот, Игорь Леонидович, та девчонка, которую вы искали. Узнаете? А вот и знаменитый Костя.

Мы останавливаемся возле фонаря и все с интересом рассматриваем фотографию.

— Валечка, — говорю я, — а вы случайно вот этого паренька не помните? Мне сказали, он ухаживал за Верой, — и я пальцем указываю на Павла.

Валя пристально вглядывается в фотографию, потом берет ее в руки и наконец качает головой:

— Нет, не помню.

— Его зовут Павел.

— Павел?.. Нет, не помню я его.

— А вы, Игорь Леонидович? — не теряю надежды я.

Инженер забирает у Вали фотографию в свои огромные ручищи, сдвигает очки на лоб и после долгого изучения со вздохом возвращает фотографию мне.

— Нет, милый мой, что-то не припоминаю, — и мечтательно добавляет: — Вот если бы он тоже исчез…

— Этого еще не хватает, — я машу рукой. — Только не накаркайте, ради бога.

— Ну, пойдемте же, пойдемте, — торопит нас Раечка. — С этой вашей фотографией наверняка опоздаем.

Итак, мы идем смотреть заграничный детектив с необычайно интригующим названием. События в нем происходят в Лондоне. Бандиты действуют ловко и нагло, используя последние достижения науки и техники. Главарем их оказывается не более и не менее, как сам помощник начальника тюрьмы. Ну, и симпатичный, пожилой комиссар Скотланд-Ярда, естественно, сбивается с ног. Но особенно восхищает меня финал: комиссар ловит главаря на стадионе, во время футбольного матча, обнаружив его, переодетого и загримированного, среди ста тысяч беснующихся зрителей, разглядывая с помощью телевизионной камеры физиономии людей на противоположной трибуне. О господи, мне бы такую установку и такое везение, конечно.

Мы возвращаемся домой поздно, по дороге оживленно обсуждая головоломные ситуации в фильме. В ответ на некоторые мои скромные критические замечания Раечка важно говорит:

— Вы не понимаете, Виталий, специфики этой работы. Если бы вы хоть два месяца проработали сыщиком…

— А вы сколько проработали, мадемуазель? — ехидно интересуется Яков Захарович.

— Но я же не кончила! — возмущается Раечка. — Или прочли бы столько книг о них, сколько я! А вы, Яков Захарович, прочли, видимо, еще меньше, чем Виталий. Ну, как же можно не понять, зачем тот бандит удрал с любовницей в Ирландию? Это же ребенку ясно…

— Если ему вдобавок объяснить, что такое любовница, — иронизирует Яков Захарович.

Мы подходим к нашему санаторию. В саду темно и пусто, на танцплощадке не играет радио, во многих окнах погашен свет. Тихо. Слышны лишь далекие паровозные гудки.

У входа в главный корпус я прощаюсь со своими спутниками и через сад бреду к себе, во второй корпус. Душно, пахнет прелой листвой и увядающими цветами.

На минуту мне становится грустно. Беспокойная у меня все-таки жизнь и какая-то тяжкая, не в смысле тягот или каких-то там особых опасностей, а просто никогда ни с чем радостным, веселым, даже нормальным мы дела не имеем, наоборот, всегда и всюду — с жестокостью, подлостью, низостью. Какой запас сил надо иметь, чтобы при этом верить в лучшие человеческие качества и свойства? И ведь в один прекрасный день этот запас может у тебя иссякнуть. Что тогда? Ты тоже станешь жестоким и подлым? Ведь с этими качествами можно не только совершать преступления, но и бороться с теми, кто их совершает. Впрочем, это бесчеловечный и гибельный путь. Запаса душевных сил должно хватить.