Даша отвела глаза. Что-то необъяснимое было в Юлькином поведении. Узнать, что кто-то хочет выпотрошить твой сейф, и продолжать настаивать на расследовании по поводу гибели рыб... Где логика?

— Значит, ты уверена, что эти две истории никак не связаны?

— Уверена.

— Хорошо, — Даша развела руками, — пусть будет по-твоему. Но потом не говори, что я тебя не предупреждала.

— Такие вот дела.

Генерал Григорьев откинулся в кресле. Его старинный друг генерал ФСБ Забелин лишь коротко качнул головой.

— Да уж, хорошего мало... Я, правда, только одного не пойму, ты-то чего в это дело влезаешь? Какой тебе интерес им лично заниматься?

— Какой интерес! — Григорьев раздраженно оттолкнул пепельницу. — У меня, Михал Федорович, уже давно все интересы за порогом этого кабинета: рыбу на даче половить да с внуками понянчиться. Жил бы я и жил себе спокойно, пенсии дожидался, да разве супруга моя, Зинаида Константиновна, даст мне без инфаркта старость встретить?

— Зиночка? — Забелин удивленно вскинул брови. — А она-то здесь при чем?

— Она, видишь, решила на старости лет бизнесом заняться, деньги мои все до копейки потратить и нервы заодно истрепать.

— Это что ж за бизнес такой? — улыбнулся гость.

— Да строительство коттеджей, будь оно трижды неладно! Там это все и произошло.

Забелин перестал улыбаться. Взгляд стал чуть более внимательным.

— М-да, хорош бизнес, ничего не скажешь.

— Все наши деньги туда вбухала, до последней копейки, все, что на похороны откладывали.

Забелин хохотнул.

— Скажешь тоже — последние! Ты где себя хоронить собрался, на Луне, что ли?

— «На Луне...» Это ты, брат, конечно, загнул. Чтобы в космосе себя похоронить, надо было на Земле больше взяток брать.

— Так чего ж не брал? — Забелин все еще выдерживал шутливый тон.

— Мне хватало. — Несмотря на давнюю дружбу, были темы, которые в разговорах с Забелиным Григорьев старался обходить. — Теперь одна забота: под старость без штанов не остаться.

— Ну, штаны тебе, в случае чего, государство выделит, теплые, с лампасами...

— Радуешься... — Григорьев разлил коньяк из большой хрустальной бутылки. — Тоже, между прочим, взятка, тебе как, горло не дерет?

— Не дерет. Отличный коньяк. — Забелин со знанием дела втянул ноздрями терпкий аромат. — Мне такого, увы, не предлагают.

— Не в том ведомстве служишь.

— Может быть, может быть... Да ведь у меня и проблем твоих нет.

— Проблем... У меня сейчас одна проблема: жену от тюрьмы уберечь. Закатают Зинаиду Константиновну в кутузку, что я делать буду? Для нее оно, может, конечно, и полезно, чтобы дурь из головы выбить, да только неохота передачи таскать и самому себе готовить. — Голос звучал еще твердо, по-генеральски, но в нем слышалась усталость. — А готовит она божественно, ты знаешь.

— Знаю.

— Тогда помоги, Миша. Мне этим делом заниматься никак нельзя.

— Понятно. — Забелин неторопливо смаковал коньяк. — Дело, конечно, не простое, даже можно сказать паршивое, только зря ты меня, Семен Данилыч, за дурака держишь.

— Ты о чем?

— Дао том, что другом называешь, помощи просишь, а правду говорить не хочешь.

Опустив голову, он побагровел. Пунцовая волна медленно поднималась к щекам, к бровям, заливала лоб.

Григорьев смотрел в рюмку и молчал.

— Ну так что, расскажешь все как есть или передашь дело своим?

— Нельзя мне его передавать, — глухо произнес генерал. — Пока настоящего преступника не найдем, нельзя.

— Тогда рассказывай. Только прошу тебя — все как есть.

Григорьев ссутулился. Если бы кто из подчиненных сейчас случайно зашел в кабинет и увидел своего начальника в таком состоянии, наверное, не поверил бы своим глазам.

— Слушай, Михал Федорович, — устало заговорил он, — мы с тобой не один год знакомы, вместе прошли, как говорится, и огонь, и воду. Прошу тебя как старого товарища, просто поверь мне. Поверь и помоги.

Генерал федеральной службы покачал головой.

— Ты, Семен, нелогично поступаешь, значит, как старый товарищ я должен тебе поверить, а ты мне заранее в своем доверии отказываешь. — Он помолчал. — Если я тебе друг, и ты веришь мне, как себе, так разреши тебе помочь. Для этого ты должен рассказать все. Я тебя знаю, никакого криминала за тобой нет и быть не может, так в чем дело? Рассказывай.

— Не могу.

— Должен. Если у тебя правда беда, ты должен со мной ее разделить, иначе помочь тебе не смогу.