И Федя Солонов сам не сообразил, как оказался на диване, под одеялом; и, стоило ему смежить веки, как он мигом провалился в бездонный, точно смерть, сон.

А когда вновь открыл глаза, был уже следующий день и было уже позднее утро.

И это был не сон.

— Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым…

Это Петя Ниткин читал вслух Символ Веры. Петя Ниткин, который, конечно, по Закону Божьему имел «двенадцать», но в Корпусе молитвы читал с прохладцей, так, явно по привычке!..

— И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша…

Петя читал со страстью, словно слово его могло сейчас взломать тот ужасные абсурд или абсурдный ужас, куда они угодили и от чего вчера лопалась голова.

Федя дослушал до конца. Знакомы слова сами собой повторялись, заставляя на краткий миг избыть гнетущую тревогу — что там, дома, что с сестрами, что с мамой и папой?..

— Петь…

— Я, — откликнулся Ниткин. Он сидел, уронив руки, на узкой кровати у противоположной стены.

— Петь, мы ж вернёмся, так?

— Конечно, — сказал Петя. — Конечно, вернёмся. Господь не оставит. Не попустит.

— Но… тут ведь такое было… Государь… цесаревич… великие княжны… государыня…

— У меня есть мысль, — ответил Петя не слишком понятно. — Не бывает ничего бессмысленного, Федь. Вот честное слово, не бывает. Смысл есть, всегда есть, просто мы его не видим пока.

Федя хотел спросить ещё, но тут заглянула Мария Владимировна, позвав всех завтракать.

Завтрак был странный. Манная каша, чай и бутерброд с колбасой — розовая мякоть с вкраплениями белых овалов жира.

— «Телячья», вчера достала. Постоять пришлось, — вполголоса рассказывала хозяйка Ирине Ивановне. — Так-то со снабжением у нас ничего, Николаю Михайловичу заказы на работе дают, но то одно пропадёт, то другое. То макароны вдруг исчезнут дней на десять, то крупа какая. Гречка, например, давным-давно в дефиците. Чай хороший. Кофе в зернах то появится, то пропадет. Колбаса, что похуже, есть всегда, а вот эту — «телячья» — когда выбросят.

— Куда выбросят? — не понимала Ирина Ивановна.

— Ах, простите, простите старуху, дорогая. «Выбросят» — значит, неожиданно появится в продаже.

— А почему же всего не хватает? — удивлялась госпожа Шульц. — Ведь социалисты обещали…

— Ну, нельзя сказать, что не хватает, — качала головой Мария Владимировна. — Никто не голодает. Как у нас говорят — «на прилавках пусто, а в холодильниках у всех всё есть». Конечно, с детством моим не сравнить. Тогда-то всё было, и сколько хочешь — имей только деньги.

— Будь справедлива, Мурочка. Ты сама сказала — «никто не голодает». Многие, очень многие вполне довольны жизнью, — заметил профессор. — Это мы с тобой помним, как оно было добезцаря, а таких уже и не осталось почти. И мы-то с тобой из благополучных семей инженеров, а простому люду…

— Ах, дорогой, брось эти народнические бредни! — отмахнулась Мария Владимировна. — Всегда недовольные будут. Давай не будем спорить, отправляйся лучше настраивать машину, а я наших гостей… ну, всё-таки познакомлю с жизнью нашей. Всё-таки первые, — и она улыбнулась.

— Не так сразу, — остановил супругу профессор. — Сперва считать надо. Может, позову Ивана Владимировича и…

— Не зови, — негромко, но твёрдо сказала Мария Владимировна. — Никого не зови, дорогой, и никому ничего не говори. Ты сам всё подсчитаешь, а я потом проверю. Это у меня хорошо получается. А говорить никому не говори. Вот садись и считай. Я тебе кофе сварю, хорошего, крепкого. А Игорёк гостям город покажет. И расскажет. Мно-ого всего разного тут у нас случилось за шестьдесят-то с лишним лет.

— Война, — очень взрослым голосом сказал вдруг Игорёк. — Блокада…

— Ну да, — вздохнул профессор. — Война и блокада. Вторая мировая, через два десятка лет после первой… Но это такая тема… бесконечная…

Он махнул рукой и отправился в кабинет.

— Буду считать, дорогие мои, — сказал уже с порога. — Отправим вас всех вместе, аккуратно, как следует!

— Вот не разговоры разводи, а считай! Логарифмическую линейку возьми, кстати. Я её на кухне нашла.

— Ах, спасибо, Мурочка, а я-то гадал, куда её засунул…