Он молча прыгнул на Капустина, замахнувшись, ударил того по скуле кулаком. Отскочил, встал в привычную боксерскую стойку. Глупо было играть в бокс, одетым в кутку, штаны и тяжелые ботинки, да еще посреди мха и талого снега. Но все же. Азарт накрыл с головой. В ушах миллионами зрителей ухало: «Давай, давай, давай!».

Капукстин в долгу не остался – бросился вперед, награждая Выхина молниеносными хаотичными ударами. Выхин уворачивался, блокировал, но все же пропустил несколько болезненных оплеух. Совершил выпад, мощно попал кулаком в нижнюю челюсть. Капустин отошел, пошатываясь, растирая лицо. Скула у него стремительно набухала лиловым.

– Ах ты сука, – пробормотал он. – Жирная тварь. Совсем берега попутал?

Поднял с земли камень, швырнул в Выхина. Тот увернулся, но Капустил бросил еще один. Потом кусок льда. Снова камень. Бросал все, что попалось под руку. После очередного броска бросился на Выхина, опустив голову, выставив перед собой руки – подхватил подмышки, уронил на землю.

Выхин больно ударился спиной обо что-то твердое. Между лопаток будто ковырнули огнем. А Капустин уже сел сверху, придавил локтями руки Выхина и стал бить того по лицу – все так же хаотично, много, куда придется. Щеки Выхина вспыхнули от боли, рот наполнился кровью. Голоса в голове кричали с надрывом:

Ответь ему!

Убей! Убей! Убей!

Сделай ему шляпу из гвоздей!

Ну же, ну! Не сдавайся!

– Я тебя, сучёныш, научу старших уважать! – шипел Капустин, раздавая удары.

Выхин думал, что потеряет сознание. Боль залилась ему в глаза, в рот, в ноздри. Он извивался, пытаясь высвободиться, вырваться, и в какой-то момент смог выдернуть правую руку – тут же, не задумываясь, тяжело опустил кулак с камнем на висок Капустина. Потом еще раз, вкладывая остатки сил.

Капустин нелепо крякнул, потянулся руками к голове. Кожа на виске содралась, проступила ярко-красная в солнечном свете кровь. Выхину захотелось, чтобы крови стало еще больше. Он вывернулся, повалил Капустина в чавкающий холодный мох и уже теперь сам забрался сверху.

– Ну кто теперь сучёныш? – пробормотал он.

Убей! Убей! Убей!

Крики захлёбывались желанием.

Выхин размахнулся и что есть силы ударил Капустина по носу. Что-то хрустнуло, Капустин взвыл от боли. Выхин, не останавливаясь, ударил еще несколько раз, пока нос не превратился в размазанное кровавое месиво. Свободной рукой придержал обмякшего Капустина за челюсть, приоткрыл тому рот и несколько раз с наслаждением и злостью ударил аккурат по зубам, ломая их. Появилась прекрасная мысль – подчиняясь ей и голосам в голове, Капустин разжал пальцы и позволил холодному светящемуся камню упасть Капустину в рот. Капустин захрипел и закашлял.

– Нет, брат, за слова надо отвечать, – сказал Выхин чужим голосом и с силой затолкал камень в горло так глубоко, как только мог.

Капустин выкатил глаза, сипло пытаясь вздохнуть. У него не получалось. Он сучил ногами6 елозил во влажном мхе. Пальцы его сжимались и разжимались. Это было так смешно, что Выхин не удержался и рассмеялся. Голоса в голове рассмеялись тоже. Мир вокруг смеялся. Река, деревья, горы, крохотный городок, море. Смеялись все, до тех пор, пока Капустин не перестал корчиться и не умер.

В этом момент внутри головы Выхина что-то оборвалось. Смех перешел в тяжелый лающий кашель. Из тела будто в мгновение ока выдернули стержень адреналина, и Выхин почувствовал невероятную слабость. Не было в его жизни состояния хуже. Он сполз с распластанного тела Капустина и лежал так несколько минут, ощущая, как немеет от холода щека, а морозная влага заползает под воротник.

Твари божии спросили:

Ты счастлив?

– Нет, – ответил он, с трудом шевеля губами. – Что мы натворили?

Пришёл страх, вытесняя все остальные чувства. Выхин поднялся на коленях, вперился взглядом в мертвеца. Капустин смотрел в небо бездвижными глазами. Из рта неторопливо, как ленивая змея, сползала по щеке струйка крови.

Мы получили удовольствие

Получили твою злость и его страх

Вкусные эмоции

Тебе разве не понравилось?

Они перебивали друг друга, стараясь говорить громче, громче, в конце концов просто стали орать внутри головы, так, что Выхин зажал уши руками. Не помогло, конечно. Он сам позволил тварям божиим забраться в его мысли, и теперь они вольны были делать там, что захотят.

– Я не просил никого убивать. – Пробормотал он.

Но ты ведь почувствовал удовольствие от смерти?

– Нет. Это было ваше удовольствие не мое.

Но злость ведь была твоя, настоящая? Разве не так? Это ты позволил ей вылиться наружу сладким тягучим нектаром. О, как давно мы не вкушали такие сладости! Скорее, друг, отнеси нас к семье, мы хотим поделиться. Очень хотим.

Злость действительно была его. Выхин растерянно осматривался, не понимая, что делать. Злость была… увеличенная тысячекратно, неподвластная, дикая злость. Выхин и не подозревал, что она есть в нем…