— Да.

Гвеши посмотрел на меня с сомнением и продолжил:

— Вы окажетесь на Фондаменто деи Вино. Вернитесь к мосту Риальто и на пересечении Фондаменто с Калле деи Парадизо вы найдете кафе «Парадизо». Там вы сядете за один из столиков, стоящих на тротуаре, и подождете меня. Я понятно говорю или надо повторить?

— Не беспокойтесь, кафе я найду.

Гвеши кивнул, пробормотал «Желаю удачи!» и исчез на своем мотоцикле. Я побрел к остановке автобуса и вскоре ухе выходил из него на Пьяцалле Рома, и Венеция вставала из вод, куда бы я ни взглянул.

Я не знал, что и думать о Гвеши, и это меня беспокоило. Для меня было важным выяснить, что он за человек. От этого могла зависеть моя жизнь.

Первое впечатление было довольно благоприятным. Гвеши показался мне человеком осторожным, точным и склонным не к шуточкам, а к тщательному планированию своих действияй. Достаточно компетентен, но — сухарь.

Как выяснилось, я был совершенно неправ.

Я уезжал из серого и продымленного города Местре озабоченным человеком, таким же серым и продымленным человеком, на которого охотятся таксисты, который застревает в уличных пробках, которого затаскивают в какие-то непонятные дома и которому угрожают. И цвета мои были черная сажа и серая пыль, и эмблемой моей — светофор, и гимном — «Арриведерчи, Рома», который навязчиво звенит в ушах. Но все это было лишь до тех пор, пока я не оказался в Венеции.

Моим волосы приобрели блеск, как только автобус свернул на мост Свободы. Надоевшие прыщи исчезли при пересечении канала Санта Кьяры. А когда я оказался на Пьяцалле Рома, метаморфоза полностью завершилась, хотя я все ещё был недалеко от гаража, который наполнял округу запахом бензина, привлекавшего полчища «фольксвагенов». Я сбежал от них и очутился на Кампаццо Тре Понти, где пять неправдоподобных мостов зигзагообразно пересекают три канала, и здесь все наносное, вся чешуя сошла с меня, и я вздохнул полной грудью.

Вот что творит любовь.

Никакой мистической страсти к Таити или к Тибету. Но Венеция!.. Вы сказали «Венеция»? Диснейлэнд Адриатики? Дружище, да как вы можете выносить эту чудовищную распродажу, непонятную еду по оскорбительным ценам и засилье туристов?

Еще как могу, друзья мои! Да-да, я настаиваю на этом. Никто не влюбляется по зрелом размышлении или потому, что так подсказывает хороший вкус, влюбляются просто так, а все причины выдумываются потом. Влюбляются, потому что так предопределено — что в женщину, что в город. А истоки любой предопределенности можно отыскать в детских воспоминаниях.

Я мечтал о каналах ещё ребенком, на зеленых холмах Нью-Джерси, далеко от озера Хопатконг и ещё дальше — от моря. В те дни я был, возможно, самым выдающимся из инженеров двенадцатилетнего возраста к востоку от Скалистых гор. Мой первый проект касался украшения родного городка. Мой подход был незамысловат: я хотел погрузить это чертово местечко на десять футов под воду.

Уничтожению подлежали и железнодорожная станция, и обувной магазин Купера, и бензоколонка, и магазин греческих деликатесов, и многие другие достопримечательности. Первая пресвитерианская церковь должна была исчезнуть (оставался только шпиль), начальная школа уничтожалась полностью — со всем штатом учителей.

Но мы — те, кто остался в живых, — мы жили счастливо в нашем полузатонувшем городке. Многими зданиями можно было пользоваться. Вы могли, не спеша, выгрести из своей комнаты на широкую улицу и плыть мимо рядов деревьев — стволы в воде, и видны только кроны, как огромные цветы на воде.

Спустя годы я оказался в Венеции и увидел, что мои детские мечты воплотились в жизнь и даже приумножились. Город оказался полон таких деталей, каких я и представить себе не мог. Например, ряды бесчисленных каменных львов смотрелись куда лучше, чем наши пушечные ядра времен гражданской войны, и сказочные дворцы понравились мне больше, чем дома в неоколониальном стиле. А множество колец для привязывания гондол были интереснее счетчиков парковки. Больше того, мне и в голову не приходило то, что я увидел в Венеции по части всевозможных плавучих средств: паровые катера и молочные баржи, катера скорой помощи с их сиренами и огнями, и лодки мусорщиков, и лодки зеленщиков, черные с золотом похоронные лодки, украшенные фигурками рыдающих ангелов…

Видно, детская мечта о многоводном городе догнала меня. И сейчас, на ступенях Салиццада ди Сан Панталоне, я чувствовал, что оживаю. Каналы Венеции окружали меня, её обитатели пихали меня со всех сторон, а бесчисленные храмы не спускали с меня глаз. Казалось, что Форстер целиком принадлежит серому убожеству Местре, но Венеция была моей, только моей.

Я и не подумал следовать инструкциям Гвеши, и добрался до кафе «Паразидо» тем путем, который мне больше понравился. Усевшись за столик, я заказал бокал вина и принялся, не спеша, его потягивать. К тому времени, когда появился Гвеши, я уже расстался со своим детством и наслаждался обступающей меня реальностью.

Гвеши заказал «Лакрима Кристи», выпил за мое здоровье и набросился на меня с вопросами:

— Ради Бога, что случилось в аэропорту? Как вы могли позволить им обмануть вас?

Мне не понравился тон этих расспросов. Человека с моей репутацией нельзя так просто обвести вокруг пальца.

— С чего вы взяли, — поинтересовался я, — что меня кто-то обманул?

— Что вы хотите этим сказать? — опешил Гвеши.

Я понятия не имел, что именно хотел сказать, но чувствовал, что могу потерять доверие Гвеши, а это могло угрожать всей операции.