Шрифт:
— Ну, зачем опять… — вздохнула девушка, поправляя на себе одежду. — Я напугалась, между прочим.
— Такая трусиха? — усмехнулся я. Мы стояли у двери, которую, так-то, надо было открыть, чтобы уже оказаться внутри дома, но мне лично хотелось как можно дольше побыть наедине с Евой.
— Может, и трусиха, — ехидно сощурилась она. — Что с того?
Я деланно задумался.
— Тогда вариант один: придётся как можно чаще носить тебя на руках, чтобы ты стала более смелой, — с этими словами я потянул дверь на себя, потому что не мог больше оставаться спокойным. Безумие какое-то…
Как только мы переступили порог, с лестницы на второй этаж буквально слетела мама и хмуро, не приветствуя меня, спросила:
— Ну, и где клей?
Я демонстративно хлопнул себя рукой по лбу и на всей скорости кинулся к скамейке, чтобы забрать его оттуда, и так же быстро вернулся. Ева даже не успела пальто снять.
Подал маме её сокровище, и она сразу же подобрела.
— Есть будешь? Там ещё осталось с обеда, — я кивнул, а мама пошла ва-банк: — А на ужин останешься?
Я решил, что причин для отказа у меня нет, поэтому в ответ на этот вопрос тоже кивнул.
— Вот и замечательно! — мама едва ли в ладоши не хлопнула. — Ева, хорошо погуляла?..
Они ещё о чём-то говорили, а я отошёл к креслу, в которое и сел, раздумывая о том, что произошло на улице.
До того, как я вышел из машины, я думал, что легко смогу держаться от Евы подальше, а на деле получилось так, что я готов был рухнуть к её ногам, как простой смертный к ногам богини, в тот же миг, как она бы этого потребовала.
Это напрягало. Нет, с одной стороны мне было приятно даже просто находиться с ней рядом, с другой стороны, я понимал, что моя к ней симпатия — это неправильно. В конце концов, я внешне — почти что копия её погибшего жениха, моего, на минуту, брата. Это может стать причиной, почему она ответит на мои ухаживания… А мне хотелось бы, чтобы причина была одна: её ответные ко мне чувства.
В тот день я остался на ужин и вырвался из маминых “объятий” только часам к восьми вечера, когда на улице уже было совсем темно. Впрочем, для меня это не было преградой, так что, я всё-таки уехал домой. Всю дорогу я находился в эйфории после общения с Евой, а когда вошёл в квартиру, то разозлился.
Разозлился на себя.
Раньше я никогда и подумать не мог, что силы воли и характера во мне ни на грош, но, судя по всему, выходило так. Как иначе объяснить то, что лишь взглянув на девушку, я растаял? Можно, конечно, предположить, что она меня приворожила, но мне достоверно известно, что из всего сверхъестественного, что люди когда-либо упоминали, существуют только оборотни…
В мои планы никоем образом не входила влюблённость. Тем более, Ева была по всем параметрам неподходящей кандидатурой. Если даже в полубреду предположить, что я, к примеру, женюсь на ней и маму при этом не хватит инфаркт… Её детям придётся объяснять, что я, вообще-то, их дядя, а самому мне сомневаться, в том, любит ли Ева меня, или же замещает моей физиономией моего брата.
Бред.
В общем, я понимал, что должен поддерживать с ней исключительно дружеские отношения и никаких иных.
Волку эта идея не пришлась по душе, но я был твёрд в своих намерениях, поэтому зверь заскулил и на меня обиделся, лишь изредка поскуливая в самом укромном угле сознания.
Четверг прошёл прекрасно, я вспоминал о Еве лишь в те моменты, когда приказывал себе о ней не думать. Пятница тоже была чудесна… Пока я не приехал домой, а на экране телефона не высветился вызов от мамы.
— Сын мой, — патетично начала она, заставляя меня забеспокоиться. Я не сразу понял, действительно ли она серьёзна или же шутит. — Ты должен мне помочь, просто обязан.
Даже если бы тон её был однозначно весёлым, я бы не отказал:
— Конечно. Что случилось?
Стоило только этой коварной женщине услышать моё согласие, она сразу же в своей привычной манере затараторила:
— Понимаешь, мы тут с ремонтом немного разошлись, пришлось ещё рабочих нанимать, шумно, народу много, а у Евы завтра приём у врача, первый самый, да и неуютно ей здесь, проходной двор, как-никак…
— Мам, чего я сделать-то должен? — я конечно догадывался, но всё-таки надеялся, что догадки мои неверны.
— Отвези Еву, пожалуйста, в клинику, и пусть она побудет у тебя до вечера воскресенья, тут как раз основные работы сделаем побыстрее, а к её возвращению оставим несколько человек всего, чтобы её не нервировать. Она не говорит, конечно, ничего, но я же вижу…
Я горестно вздохнул. Во-первых, я уже заочно дал согласие, а, во-вторых, маминому “я же вижу” точно можно было доверять, потому что в чужих эмоциях она разбиралась очень и очень хорошо. Значит, Еву нервируют рабочие, а деться из этого бедлама ей некуда.