– Прости, – сказала она, а потом совсем тихо, одними бледными губами, шёпотом: – Прости…

Он замер. Рядом блеснули лезвия ещё одних коньков, потёртые мысы чьих-то ботинок. Вокруг всё ожило, засуетилось. Что-то говорил Марк Александрович – тренер, ведущий их пару к вершинам с того самого момента, как они пришли к нему восемь лет назад. Марк Александрович, понимающий всё ничуть не хуже её самой. Растерянная и побледневшая Матрёхина тоже мельтешила рядом.

Марине помогли подняться, помогли добраться до борта, усадили на ближайшую скамью. Люди, люди, люди… Но она никого не замечала. В этом шуме, в этой беспокойной возне она оставалась одна.

Слёз не было. Не было их даже в тот момент, когда на ней расшнуровывали конёк, когда высвобождали её ногу. Она лишь сцепила зубы и, когда врач, бережно ощупав щиколотку, поставил предварительный диагноз, прозвучавший, словно выстрел в голову: «судя по всему, перелом», слёзы так и не появились. Не появились они и тогда, когда она, подняв голову, попробовала отыскать среди прочих Ваню. Слёз не было. И Вани… Вани тоже не было. Но она знала, что позже слёзы обязательно появятся. А вот Ваня…

Потому что до Олимпиады меньше месяца, а у неё перелом. Потому что Матрёхина поедет на Олимпиаду. И Липатова поедет. И китайцы, и немцы, и французы, и канадцы… И всё будет. У всех всё будет. У всех, кроме них. Потому что до Олимпиады – считанные дни, а у неё… у неё перелом.

Февраль

Она хотела сбежать. Скрыться от всего мира, спрятаться на необитаемом острове, на другом конце света. Чтобы никто никогда не нашел. Никто и никогда.

Видеть в глазах людей жалость – это было выше её сил. Ненавидела, когда жалеют. Когда ЕЁ жалеют, ненавидела! На звонки не отвечала. Хотела вообще выключить телефон, но могла позвонить мама, или Марк Александрович, или… Ваня, в конце концов. Только вот Воронов вообще не появлялся после той злосчастной тренировки. Ни в больницу к ней не приехал, ни после. Гордость какая-никакая, а осталась.

В телефоне висели несколько сотен смс со словами поддержки от коллег, друзей и просто знакомых. Но ни одной от Ивана. А она, если уж быть честной, и не ждала. Он считал, наверное, что зря столько лет терпел её. Думал, что с ней станет Олимпийским чемпионом, не слушал советов друзей, желающих ему лучшую партнершу. Переживал с ней травмы, ждал её. И все ради Олимпиады… И какая ирония – все его мучения привели лишь к тому, что они сейчас в Москве, а не Пхенчхане. А если бы ушел и встал в пару с новой партнершей – уже сегодня выходил бы на лед с короткой программой в Канныне.

Завернувшись в плед, Марина перехватила костыль и кое-как проковыляла на кухню, щелкнула кнопку на чайнике и уселась на подоконник. Прислонившись затылком к прохладному стеклу, закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Вся её жизнь – борьба. Борьба с самой собой, с окружающими, с бесконечными травмами. И все это она смогла преодолеть. Но как?!. Как не сломаться, когда до мечты остаётся всего лишь шаг, а потом… пустота? На своей первой Олимпиаде в Сочи они заняли обидное четвертое место. Тогда были слёзы, злость, недовольство собой, обиды, обвинения… А потом они решили идти дальше. Решили, что раз не получилось дома, в России, обязательно получится в Корее. Готовились, работали, упорно шли к цели. А теперь… Ничего не осталось. Ничего.

Ей все так надоело. На душе скребли кошки, было больно и все равно одновременно. Кость сломана, диагноз врачей оставляет место для будущего, но…. Идти на следующий Олимпийский цикл – это самоубийство. Кто даст гарантию, что в конце следующей четырёхлетки снова что-нибудь не случится? Лёд скользкий. Да и возраст… Ей уже двадцать семь, Ване – двадцать девять. А к играм в Пекине… Об этом даже думать не хотелось. Молодёжь уже сейчас на пятки наступает… И ведь есть она – совершенно обычная жизнь! Жизнь без постоянной боли, без синяков и вечных ссадин! Жизнь, наполненная встречами с друзьями, какими-то другими, совершенно далекими от фигурного катания делами. Есть же! Есть!..

В очередной раз пропиликал телефон, давая знать о входящем сообщении. Марина достала мобильник из кармана толстовки и посмотрела на экран. Марк Александрович. Тренер интересовался, как она. Марина криво усмехнулась и написала в ответ: «Жива. Собираюсь пить чай». Отправила и продолжила сидеть с зажатым телефоном в руке, пока не пришло сообщение.

«Все еще будет. Не падай духом! Мы справимся со всем».

«Ничего уже не будет. У меня нога сломана. Все там, а я тут. Это конец, Марк Александрович. Я больше так не могу».

«Марина, не руби сгоряча. Я приеду и поговорим».

«Я все решила. Какой смысл всех мучить? И вас, и себя, и Ваню? Пора заканчивать».

Только когда Марина это написала, перечитала и отправила, внутри вдруг пришло осознание, что это действительно конец. Конец их с Ваней паре, конец их совместным мечтам о личном золоте, конец бесконечным ссорам, конец всему…

Чайник закипел и выключился, выводя её из раздумий. Марина сползла с подоконника, налила чай и отправилась в комнату.