В моей памяти всплыла роковая книжица, и я решил быть честным до конца.

– Видите ли, – я осторожно кашлянул – это не совсем моя идея…

– А рассказ Гарольда Родуэлла, копия вашего, называется так же? – редактор хлопнул ладонью по моей рукописи.

Я опешил. Мне показалось, что я сплю и вижу сны.

– Как? … Сэр, но откуда… вы это знаете?

Редактор добродушно улыбнулся.

– Ах, видите ли, Кендалл, да вы, наверное, и сами видите, Кендалл, в чем тут дело: что если нам сейчас взять любую новую книгу да, попробовать взять любую книгу, рассказ какой-нибудь или роман ваших коллег, учителей – чей угодно роман, набраться терпения, пересмотреть многотомное творчество Родуэлла, набравшись терпения – и, клянусь вам, Кендалл, что рано или поздно мы найдем точь-в-точь такое же произведение, или чем-то похожее, или ту же идею, ту же шутку, точно такого же персонажа, точно такого же, да, Кендалл.

– Так что же… это плагиат? Все это – краснея, я обвел рукой многочисленные тетради и папки – плагиат, заимствованный у Родуэлла?

– Ни в коем случае, Кендалл, даже не подумайте, что это плагиат, Кендалл, ни в коем случае. Эти все бедолаги – он ласково похлопал пухлой ладонью по рукописям – и в глаза не видели подобных произведений нашего великого Гарольда, во всяком случае, не видели их всех, не видели, не могли, просто физически не могли прочитать все триста тринадцать томов гениального нашего Родуэлла, но только лишь небольшую их часть… – редактор откинулся в кресле, то закрывая, то открывая ручку – тяжелую украшенную золотом. – Поэтому нельзя ставить им в вину этот якобы плагиат, ни в коем случае нельзя. Вспомните историю нашей литературы, Кендалл, нашей мировой литературы: Колкие и необычайно примитивные рассказы, сказки, народное творчество, покрытое пеплом столетий, древние легенды, малопонятные нам, и штампованные, стандартные романы, накатанные по одному и тому же шаблону… И вдруг появляется в семье Родуэллов безвестный мальчик Гарольд, Гарольд, с двух лет начавший сочинять сказки, а в пять лет взявшийся за перо – он написал истории, которые казались людям поначалу просто забавными, но в какой-то момент литераторы – да что литераторы! – простые читатели осознали ясно как день, что его, Гарольда произведения просто-напросто гениальны, не имевшие никаких прототипов до него – люди читали, изумляясь, насколько просто и очевидно то, о чем пишет Родуэлл, и как странно то, что никто до него не додумался до таких оригинальных идей. За свою короткую жизнь он написал больше, чем кто бы то ни было… – редактор нахмурился и снял очки. Негромко стучали часы над головой.

– После смерти Родуэлла мир увидел немало новых хороших книг, поговаривали о том, что Родуэлл «расшевелил» нашу литературу, подал прекрасный стимул для развития многих жанров, но, увы, это было не так: читая и перечитывая книги несравненного Гарольда, читатели и злополучные писатели понимали, что все – вы понимаете, дорогой мой Кендалл – все, написанное после Родуэлла есть лишь жалкое подражание, передергивание одних и тех же сюжетов, идей, характеров и задумок одного-единственного писателя: я думаю, даже не стоит называть вам его имя… Теперь вы понимаете, Кендалл, что я вовсе не осуждаю вас и не подозреваю в плагиате – после Родуэлла плагиатом занимаются все, потому что Родуэлл написал все – вы понимаете – все книги на земле!

Я сидел, не двигаясь, совершенно ошарашенный.

– Этого не может быть, – сказал, наконец, я, – не может быть, чтобы один человек, даже такой умный и образованный, как Родуэлл, написал все книги на свете.

– И, тем не менее это так, Кендалл.

– И что же… оригинальных книг больше нет?

– Ну, я знаю одного, который приносит оригинальные романы. Гаддам… Слышали?

– Да, я слышал это имя. Но, к сожалению, еще не читал.

– Рекомендую. Можете и пообщаться с ним – он часто бывает здесь. Но знаете, что самое удивительное, мистер Кендалл?

– Что?

– Странные притязания Гаддама: он пожелал, чтобы романы печатались под псевдонимом.

– Что же, это вполне естественно.

– Да, несомненно, несомненно, но какое имя он выбрал себе для подписи своих книг, какое сочетание!

– И какое же?

– Гарольд Родуэлл.

Наступило молчание.

В тишине, казалось, даже часы приумолкли: в этот момент и на пороге показался худощавый, человек: его вытянутое лицо и квадратный подбородок не внушали доверия, вообще весь он казался совершенно механическим, точно искусно сделанным роботом, только издали похожим на человека.

– Добрый день, джентльмены, – кивнул он, раскрыл черный потертый чемодан и выложил на стол рукопись: в ней было страниц триста, не меньше.

– Благодарю, мистер Гаддам, – редактор чуть поклонился, – я несомненно ознакомлюсь с вашим романом, несомненно – приходите в четверг, поговорим, поговорим в четверг.

Писатель хотел уже было направиться к двери, но я окликнул его.

– Имею честь видеть мистера Гаддама?

– Да, сэр.

– Много слышал о вас… Не имел чести читать ваши романы…

Гаддам молчал.

– Позвольте еще один вопрос…

– Пожалуйста.

– Отчего вы подписываетесь именем Гарольда Родуэлла?

– Вы репортер?

– Нет, сэр. Но все же?

– Не могу ответить вам на этот вопрос, сэр. Прихоть писателя, – совершенно механически ответил он.

– Позвольте автограф, сэр.

Гаддам вынул из своего портфеля довольно толстую книжку, размашисто расписался на первой странице и вручил мне.

– Не знаю, как и благодарить вас, сэр… – я с интересом посмотрел на тонкого узкоглазого пришельца на обложке.

– Когда увижу вашу книгу, непременно куплю, и вы тоже дадите мне автограф, – кивнул он, – мистер…

– Кендалл.

– Очень приятно. Всего хорошего, мистер Кендалл – он крепко пожал мне руку и вышел за дверь.

Сердце мое бешено билось, я был изумлен, и все же чувствовал, что чудеса на этом не закончились. Я вышел на улицу и осторожно последовал за Гаддамом, сам не знаю зачем, прижимаясь к выступам домов, прячась от его сурового взгляда, но не теряя его из виду. Я спрашивал себя, что я делаю – и не находил ответа. Гаддам шел быстрыми шагами, полы его длинного пальто, наброшенного поверх пиджака, развевались по ветру. Я шел за ним по малознакомому городу (я недавно перебрался в Таймбург), забыв об опасности заблудиться: что-то притягивало меня к этому странному человеку. Не помню, сколько прошло времени: казалось, что время остановилось, наконец, странное преследование закончилось так же быстро, как и началось: Гаддам вошел в небольшой двухэтажный особняк на углу улицы и захлопнул дверь. Сперва я решил, что Гаддам пришел домой, но тут же я увидел вывеску над дверью.