Сказать, что маршал Капрас не ложится, потому что ждет Пьетро, было бы некоторым преувеличением. Лично переговорить со смиренным братцем командующий хотел, но сон отогнали пошедшие в атаку мерзкие мысли. Может, у Кэналлийского Ворона судьба и была звездным инеем, Карло Капрасу достался туман, выбраться из которого упорно мешал здравый смысл, требовавший не делать резких движений хотя бы до весны.

Когда подсохнут дороги и зашевелятся мориски, императору станет не до северных провинций. Так думали Фурис с Агасом, и это же советовал мирикийский епископ, предусмотрительно не рвавший уже со своим начальством, а против были разве что совесть с гордостью. Конечно, прикажи Четырежды Божественный Сервиллий нечто в самом деле недопустимое, Капрас бы ответил отказом, был бы разжалован, приговорен и… свободен, но столица требовала порядка в провинциях и фуража для защитников Паоники. Карло переглядывался с Фурисом и отправлял обозы, заодно рапортуя об уничтоженных бандах. В ответ приходили поощрительные письма и требования увеличить поставки, Капрас благодарил и увеличивал.

О сомнениях, терзавших командующего Славным Северорожденным корпусом, Паона не подозревала, и уж тем более о них не мог знать новый Прибожественный, первым делом сцепившийся с Анастасом, а вторым – потребовавший от маршала Капраса оного Анастаса уничтожить. То есть сделать именно то, в чем Карло поклялся себе и мертвому Лидасу.

Филандр приказал, Капрас согласился, даже не заикнувшись, что маршал не обязан исполнять приказы сервиллионика. Вроде бы и разумно, только уничтожение Анастаса при этом превращалось в кару за неповиновение императорскому легату. Карло попробовал выпить, стало еще тошней, и тут наконец принесло Пьетро, в котором монашеским оставался разве что отрешенный взгляд. Впрочем, хорошие дуэлянты перед дракой смотрят очень похоже.

– Садитесь, – велел маршал одетому в драгунский мундир послушнику. – Выпьете?

– Не сейчас. – Пьетро спокойно уселся напротив. – Завтра, может быть.

– Когда поймаете эту тварь?

– Если на то будет воля Создателя. Обещать не могу, конные схватки слишком непредсказуемы.

– А вам, – поддался внезапному любопытству Капрас, – прежде доводилось в них участвовать?

– Мое служение требует разных навыков, – то ли ответил, то ли ушел от ответа Пьетро. – Господин маршал, я бы посоветовал вам лечь.

– Как лекарь? – не выдержал Карло. – Тогда дайте какое-нибудь пойло.

– У вас бессонница?

– Сам не знаю, – Капрас покосился на кувшин с присланным Баатой кагетским. – Эта снулая рыбина свое заслужила, но меня бесит, что я словно бы выполняю приказ Филандра. Только про то, что на все воля Создателя, не говорите!

– Создатель в пути, он не может видеть всё и надеется на лучшее в детях своих. Господин маршал, я понимаю ваши сомнения, но моя удача превратит их в выбор.

– Тварь будет повешена на воротах Цветочной усадьбы.

– В таком случае о повиновении легату не будет и речи. Филандр, узнав, что Анастас взят живым, пожелает заняться им лично. Вестей от вас легат ждет с нетерпением, а его ставка к нам много ближе места предполагаемой казни.

– Сперва нужно поймать эту сволочь…

В новогоднюю ночь Капрас не сомневался, что сжигает мосты, а он всего лишь пристрелил разожравшегося на турагисовских харчах Пургата. Объяснение с Паоной по-прежнему маячило впереди, хотя можно и не объясняться. Прикончить «рыбину» на месте, отрапортовать и отправиться сражаться с врагом во славу императора, который вряд ли выучился читать мысли. Филандр, во всяком случае, этого не умеет, а ты в маршальском мундире стоишь с факелом возле моста: то ли поджечь собираешься, то ли знак подаешь, дескать, все в порядке, езжайте во славу Четырежды Божественного.

– Пьетро…

– Да, сударь.

– Жаль, вы сегодня не только не пьете, но и в мундире… Я бы вам исповедовался.

– Жаль, здесь нет одного из тех, кого мне не удалось защитить. Он бы принял вашу исповедь, перед тем объяснив, что наши одеяния не значат почти ничего. Когда церковь лишь становилась таковой, в подобном платье ходили все, потом жизнь ушла вперед, а мои собратья не пожелали. Только служение Создателю – нечто большее, чем полотняный балахон, который можно снимать и надевать.

– Почему вы вспомнили свои неудачи?

– Они всегда со мной, но говорил я об одежде. Ряса поможет узнать клирика, мундир – военного, мантия – лекаря или сьентифика, не более того. Обменявшись одеждой с отцом Ипполитом, вы останетесь собой, хотя крестьянин на дороге и может попросить вас об отпущении.

– Отец Ипполит-то здесь при чем, я ведь с вами говорю.

– Я пока лишь послушник и не могу принять исповедь.

– Но поймать Анастаса вы сможете? На что способны коряги и случайные пули, мне объяснять не нужно, но с Турагисом у вас получилось.

– На все воля Создателя, но воля Создателя это и то, чего желаем мы. – Пьетро поднялся, он считал разговор оконченным и был прав. – Я помню Цветочную усадьбу и то, что слишком далеко позволил себя увезти. Это не просто моя вина, это мой грех, а грехи искупают.

Послушник, лекарь, разведчик, убийца ушел, так ничего и не пообещав, а так ничего и не решивший маршал от души хлебнул из стакана и прошелся вокруг стола, сам не зная, чего хочет и хочет ли. Это знал Микис, объявивший, что господину маршалу постелено.