Шрифт:
– Верняк-то он верняк, но кому нужен такой размен: истребитель на истребитель? Это нам невыгодно. Если еще бомбардировщик, идущий к цели,так-сяк. И то один на один не годится. У нас по прежнему должно быть: три к одному. Вот наша пропорция - большевистская. За одного нашего - трое фрицев.
– Так что же ты решил?
– Решил я с горячностью молодежи бороться.
– Прохор встал и в раздумье прошелся по комнате.
– Запрещаю. Запрещаю таран, ежели он не вызван необходимостью. Понятно?
– Ты это мне?
– Тебе и прочим...
К вечеру мы были на аэродроме. Ночь была ясная, лунная. Прохор ушел в воздух с первым же вызванным по тревоге звеном. Следом ушли второе и третье звенья. В мутном серебре лунного света я видел несколько мгновений его звено, но задолго до боя, конечно, потерял. Когда я сел, Прохора еще не было. Не вернулся он и тогда, когда все сроки посадки прошли. Оба его ведомых давно спали. Я не мог уснуть и каждые пять минут забегал к начальнику штаба узнать, нет ли известий о Прохоре. Ничего не было.
Только утром, когда я наконец забылся тревожным сном, мне показалось, что я слышу его голос. Прислушался. Действительно - Прохор.
– ...ну что тут было делать: рубанул я ему по заду и вся недолга. Да, видать, неудачно. Винт у меня стал бить так, что, того гляди, мотор вырвет. Вот и пришлось садиться где попало.
– Так, так,- сухо сказал начальник штаба - маленький педантичный майор - и принялся что-то торопливо записывать в блокнот.
– А боезапас?
– Что боезапас?
– удивленно опросил Прохор.
– Боезапас у вас был израсходован?
– Израсходован?
– Прохор нехотя ответил: - Н-нет...
– Значит, вы имели еще шанс сбить противника огнем,- сказал майор.
– Да вы что пристали!..
– рявкнул вдруг Прохор.
– Ну, может статься, имел шанс, может статься, сбил бы. Почем я знаю!
– Значит,- сухо отчеканил майор,- по вашим собственным установкам, которые мы только вчера давали летчикам, вы не должны были таранить, а должны были...
– Должны, не должны...
– передразнил Прохор, но вдруг умолк и сердито уставился на майора: - Снимут с полка?
– Постольку, поскольку установки командования... Прохор сердито перебил:
– Я вас спрашиваю: снимут или нет?
– Поскольку...
– начал было опять майор, но спохватился и сухо закончил: - Дело начальства.
– Я бы снял,- отрезал Прохор и бросил сердито: - Можете итти.
Когда дверь за начальником штаба затворилась, я тронул Прохора за плечо:
– Какого же чорта ты таранил, ежели...
– А!..
– он сердито махнул рукой.
– Сердце не выдержало. Сдалось мне, что фриц ускользнет, ну и рубанул.
– Ссадил?
– А то,- Прохор усмехнулся.
– Бомбардировщик?
– "Ю-88".
– Шел он к цели?
– Какое это имеет значение?
– А такое, что своим тараном ты не только, его уничтожил, но и цель уберег.
– Да ведь у меня боезапас почти не тронут был!
– всердцах крикнул Прохор и так ударил меня по плечу, что заныла ключица.
– Ты пойми, аккуратист: я же его огнем должен был. А тут такое дело: в какие-то кусты свою осу засадил. Черт его знает, в каком она виде!
– Размен был бы выгоден, даже если бы ты осу совсем разложил: бомбардировщик с полным грузом в обмен на истребитель...- убеждал я.
– Это по-твоему, по-аккуратному. А, по-моему, не так.
– Он снова поднял было руку, но я во-время увернулся от его ласки.
– Будь я на месте командира соединения, непременно снял бы такого, как я, с командования полком.
Он с досадой взмахнул рукой и, не раздеваясь, повалился на койку. Через минуту ровное дыхание говорило о том, что он спит. Сон его был крепок и глубок. Словно он сам только что не приговорил себя к отрешению от командования частью. В третий раз.
Я не знаю, чего он заслуживает: взыскания или награды. Не знаю. Может быть, и вправду: нельзя воспитывать доверенных тебе людей, нарушая самим созданные правила. Может быть, может быть. Но мне по-прежнему мило его горячее сердце. Даже если его "снимут с полка", я глубоко убежден: он снова заработает его. И вот помяните мое слово: он обязательно получит героя. С таким сердцем нельзя не получить. Но это будет уже другой человек, это будет волевой командир без стихийных противоречий - герой во всех отношениях.