Понятие кокетства применимо здесь, конечно, условно. Это не больше, чем свободный разговор с посторонним русаком, право без стеснения пощупать ткань его одежды, право показать ему свои украшения и одежду, не больше. Но все это делается со смехом, ужимками, так как по существу это запретно, в присутствии своих мужей самоедки на это не пойдут, да и мы не стали бы рисковать возбуждать недовольство туземцев, очень ревниво оберегающих своих женщин от излишнего общения с пришельцами.

Из всего этого не следует делать вывода о том, что женщина здесь в какой бы то ни было мере утеснена, забита. Хабинэ - рабыня чума не больше, чем традиционная сказка. В действительности хабинэ полноправный член семьи даже в значительно большем объеме, нежели это бывает у многих белых народов. Впечатление какого-то рабства может создаться лишь у того, кто склонен оценивать положение женщины по "виду" производимых ею работ. К примеру, хотя бы то, что мужчина утром не снимает сам с сушильного шеста своих пимов, а делает это женщина, не стесняющаяся зубами размять скоробившуюся или замерзшую обувь мужа, происходит исключительно в силу того, что вообще всем платьем, обувью, постельными принадлежностями, вообще всей домашней утварью и одеждой заведует женщина. Мужчина не го что не хочет в это дело путаться, а просто не имеет права. Попробуйте повести с самоедом, главой семьи, разговор о пошивке для вас малицы, пимов, шапки.

– Не знай, - один ответ.

– А кто же знает, ведь ты же хозяин?

– Не, нет моя хозяин на пимы. Зонка хозяин.

То же самое и с куплей-продажей.

– Николай, больно хороша паница у твоей Варвары, сколько хочешь за нее?

– Не знай.

– А кто знает?

– Зонка знает.

– Да ведь деньги-то твои будут, а не женкины?

– Не, зонкин.

Это, конечно, в значительной мере формальное разделение, но есть и чисто правовые моменты, определяющие имущественную независимость женщины.

Я разговорился как-то с усатым Летковым о его делах.

– Говорят, Николай Алексеевич, что ты самый богатый хозяин на острову.

– Какой богатой, нет богатой... пастух я, своя олень мала имею.

– Хорошее мало, у тебя, небось, голов сот пять есть?

– Не, ягу.

– Как ягу, мне агент сказывал?

– Цево он понимай, агент, не мой олень сей, пастух я.

– Чьи же олени-то?

– Зонкин олень сей... четыре сот ейный, одна сот мой. На четыре сот ейна клейма резан.

Самый оборотистый и хитрый хозяин острова оказывается только пастухом своей хабинэ.

По каким-то причинам стадо, полученное хабинэ Летковой в приданое, росло, тогда как стадо ее мужа вымерло.

И клейма на приплоде ставятся женины. Это значит. что хабинэ Леткова будет по-своему распоряжаться оленями, выделяя приданое за дочерью или выкупая калымом, невесту для сына.

И правда, достаточно взглянуть на председательствующую на граммофонном собрании Варвару Большакову, чтобы рассеялось всякое представление о рабыне. В этой рабыне пять пудов с изрядным хвостиком. Любой нашей женщине понадобится фунт свеклы, чтобы создать себе такой цвет лица, каким блещет эта рабыня. Все ее слова и жесты исполнены сознания своего достоинства и независимости.

Что касается цвета лица хабинэ Большаковой, то он отнюдь не является исключением, у всех ее собеседниц окраска щек выходит за пределы того, что можно просто назвать "румянец", - это ярко сияющие пятна. Так и кажется, что из пор туго натянутой на широкие скулы блестящей кожи брызнет алая кровь.

Неужели это результат кровавой диэты самоедского стола?

Стремление наряжаться не чуждо хабинэ. Даже мода - временное увлечение той или иной принадлежностью туалета - имеет место в колгуевской тундре. Как-то какому-то самоедскому оленеводу-купцу удалось забросить с материка на остров партию подвязок, самых обыкновенных дамских подвязок. Говорят, ни одна уважающая себя хабинэ не считала возможным появиться в свете, не одев поверх меховых пимов яркой цветной подвязки.

Впрочем, слабостью к подвязкам страдали не только хабинэ, - их мужья тоже щеголяли с розовыми, зелеными и лиловыми лентами на ногах. Мода!

Украшения в платье, применяемые самоедками, незамысловаты по своей сути, но весьма сложны в выполнении. Они состоят из кусков мехов, резко отличных по цвету от основного меха одежды. Если нарядная паница шьется из белого оленя, то все поле разделяется на прямоугольники величиною в папиросную коробку, ограниченные узкой как шпагат полоской черного или темно-коричневого меха. Это адская работа: всю паницу нужно сшить из этих отдельных кусочков, каждую полоску нужно вшить; шитье производится нитками из тончайше разделанных оленьих жил.

Для украшения мужской одежды меха красного зверя у колгуевских самоедов совершенно не употребляются. Необходимость сбывать продукты пушного промысла в обмен на жизненные припасы не позволяет и женщинам слишком роскошествовать в отношении отделки своего платья дорогими мехами, но все же отделка паниц производится зачастую красной лисицей. Праздничные же наряды паницы отделываются иногда даже песцом, хотя чаще для опушки подола, обшлагов и воротников употребляется либо бракованный песец, либо только куски песцовых шкурок. Надо сказать, что художественностью эти отделки не отличаются, так как самоедки не умеют подбирать мех и, кроме того, из-за грязи даже песец теряет свой вид.

Гейденрейх со слов Журавского рассказывает о том, что в некоторых случаях отделка женских паниц по подолу производится мехом простой собаки. Такая отделка имеет будто бы ритуальную основу.

По преданию, собака во время оно не имела шерсти. В таком виде она и была дана Нумом - творцом света и духом добра - самоеду для охраны его от злого духа. Злой дух пришел к самоеду и хотел пробраться в чум, но на пороге чума лежала собака и не пускала злого духа к самоеду. Тогда злой дух напустил на тундру мороз. Собака стала зябнуть, но не уходила от дверей чума. Она дрожала всем телом, но не сдавалась на уговоры дьявола, звавшего ее внутрь чума в тепло. Тогда злой дух сзади подкрался к собаке и погладил ее по спине. Спина собаки обросла от этого прикосновения длинной и теплой шерстью. Собаке стало тепло. Из благодарности она стала ласкаться к злому духу и пропустила его к самоеду в чум. Вошедши в чум, злой дух плюнул самоеду в лицо. И самоед, не звавший до того зла и никогда не грешивший, сделался от этого склонным ко злу и греху. По изменившимся делам самоеда жена узнала о его соприкосновении со злым духом и проведала про измену собаки. В наказание самоедка задушила собаку и ее шкурой отделала подол своей паницы.