Не обделен в наши дни вниманием историографов и В. И. Герье [19] . Однако современные отечественные исследователи рассматривают и его творчество, и творчество его учеников пока в основном как феномен российской историографии. Оценка же достижений «русской школы» в соотношении с процессами, происходившими в современной ей мировой науке, еще только начинается.

Вот почему, когда известный французский историк-русист и мой добрый друг Владимир Берелович в 2008 г. пригласил меня принять участие в парижском коллоквиуме «Европа в России: культурные и научные связи от Петра I до Серебряного века», я и выбрал для выступления тему об отношении В. И. Герье к новейшим тенденциям во французской историографии его времени. Позднее на основе доклада был написан предлагаемый ниже вниманию читателей очерк, вышедший сначала в России [20] , а затем, в несколько расширенной версии, и во Франции [21] .

В 1911 г. читатели популярного российского журнала «Вестник Европы» нашли на страницах его апрельского номера обзор новейших отечественных исследований о Французской революции XVIII в., принадлежавший перу профессора Петербургского университета Николая Ивановича Кареева. Автор обзора, маститый историк, глубоко уважаемый не только на родине, но и за рубежом, уже в своих первых строках уверенно констатировал:

Год спустя в другом обзоре научной литературы по той же тематике, сделанном для «Исторического обозрения», Кареев почти дословно повторил эту мысль, добавив: «Уже одно то, что успело сделаться известным во Франции, благодаря переводам, дало повод французским критикам говорить о существовании особой “русской школы” в историографии французской революции» [23] .

В словах мэтра не было ни малейшего преувеличения: в конце XIX – начале ХХ в. многие труды российских специалистов по истории Революции действительно были переведены и опубликованы во Франции. Позднее, в конце ХХ в., многие из этих переводов будут еще и переизданы [24] . Никогда – ни до, ни после – российские исследования по французской истории XVIII в. не публиковались так часто за рубежом, как в тот период.

Примечательно то, что столь высокого признания российские историки добились за невероятно короткий отрезок времени. Если в других странах, к примеру, в Англии или Германии, истоки национальной историографии Французской революции восходили еще к трудам ее современников, то в России разработкой этой темы историки занялись довольно поздно – лишь в эпоху реформ Александра II. 6 сентября 1868 г. молодой преподаватель Московского университета Владимир Иванович Герье (1837–1919) открыл курс лекций о Французской революции, положив начало ее изучению в нашей стране [25] . И всего через полтора-два десятилетия в России появились труды о ней на уровне лучших образцов мировой историографии.

Неудивительно, что феномен «русской школы» исследований о Французской революции уже не одно десятилетие привлекает внимание историков. Существуют многочисленные работы, посвященные как «школе» в целом, так и ее отдельным представителям [26] . Тем не менее до сих пор далеко не все аспекты этой темы разработаны в достаточной степени. Большинство авторов охотно подчеркивают характерные особенности «русской школы», прежде всего ярко выраженный интерес к социально-экономическим и, особенно, аграрным проблемам, возникший под влиянием народнических идей. В то же время вопрос о точках ее соприкосновения или, напротив, расхождения с другими, современными ей, течениями мировой историографии Французской революции затрагивается гораздо реже. Между тем он представляется ничуть не менее важным, чем выявление характерных черт «русской школы», ведь, чтобы судить о роли того или иного направления в истории мировой исторической науки, необходимо соотносить его со всем спектром современных ему исследований.

Такая постановка вопроса тем более обоснована, что с начала своего существования «русская школа» была тесно интегрирована в мировую науку (в отличие, к примеру, от пришедшей ей на смену советской историографии, существовавшей, по крайней мере на первых порах, достаточно автономно). Показателен пример самого основателя «русской школы» – В. И. Герье. Его предки были своего рода «гражданами Европы»: дед покинул Францию во время Революции XVIII в., поселился в Гамбурге и завел там собственное книжное дело; отец в начале 1830-х гг. переехал из Германии в Россию, где женился на обрусевшей немке. Соответственно, для будущего ученого родными оказались сразу три языка, на которых говорили в его семье – русский, французский и немецкий [27] . Профессиональное становление Герье также проходило в нескольких странах. По окончании в 1858 г. Московского университета он защитил в 1862 г. магистерскую диссертацию [28] и продолжил образование в Западной Европе – в университетах Германии, Италии, Франции и Швейцарии. Особенно сильное впечатление на него произвели лекции и семинары немецких историков Р Кёпке, Л. Гейсера, Э. Дюммлера, Г. Трейчке и Я. Буркхарда [29] .

Из-за границы Герье вернулся убежденным гегельянцем. История, считал он, должна изучать прежде всего развитие идей и государственных институтов. Эти соображения определили и выбор им темы докторской диссертации – «Лейбниц и его век», защищенной в 1867 г., а затем опубликованной в России и Германии [30] . Приступив к чтению лекционного курса по истории Французской революции, Герье изменил направление и своих научных штудий, Переключившись с германских сюжетов на французские, он занялся изучением творчества аббата Мабли, чьи идеи, по мнению Герье, оказали во многом определяющее влияние на мировоззрение революционеров конца XVIII в.

Как и любой исследователь, обращавшийся к теме Французской революции, Герье должен был так или иначе определить свое отношение к современным ему направлениям ее историографии. В 1870-е гг., когда он работал над своими первыми трудами об эпохе Революции, в центре внимания не только ее профессиональных историков, но и широкой читающей публики и Франции, и России оказался труд французского исследователя Ипполита Тэна «Происхождение современной Франции», первый том которого увидел свет в 1876 г. [31]