Шрифт:
Дина слушала ее в пол-уха. Взгляд ее блуждал по потолку, будто самое интересное в ее жизни происходило именно там. Она, то широко открывала глаза, то слегка опускала веки, взгляд ее туманился, и мысли смутно кружили неизвестно где.
В отношении Ирины к деньгам была какая-то двойственность. Она стяжала их с ненасытной алчностью, доходя до крайних проявлений жадности, и тратила их с безумной щедростью, согласно формуле: «Мы делаем деньги из воздуха, чтобы спустить их на ветер». Как это уживалось в ней, одно, с другим, как в матрешке? Остается только догадываться, списывая все на противоречивость славянской натуры.
Из ванны Ирина и Дина перешли в спальню на широкую кровать. Дина шла первой, виляя ягодицами и кокетливо поглядывая на Ирину через плечо. Глядя на нее, Ирина с раздражением отметила, что задница у Дины плоская, будто по ней лопатой звезданули. И, как она раньше этого не замечала?
Дина же с восхищением во все глаза глядела на Ирину и не могла наглядеться. Она чувствовала себя ниже Ирины, и не только ростом, но не страдала от этого сознания, которое еще больше возвышало Ирину в ее глазах. Ох, и красавица, накажи господь! По сравнению с ней, любая королева красоты пролетает и это ее подруга. Глаза Дины заволокло томной дымкой, обняв Ирину за шею, она мокро поцеловала ее в губы, и откинувшись на спину, призывно закинула руки за голову.
Руки у Дины действительно налились созревшей полнотой, округлились плечи, но эта легкая, красящая ее, тугая пышность форм еще не предвещала неизбежную одутловатость зрелых лет. Ирина явно с предубеждением оценивала фигуру своей подруги. Сидя, она пристально разглядывала Дину сверху. Брезгливо сморщив нос, Ирина с неудовольствием отметила, что Дина пополнела в лице, ее подрагивающий живот напоминает лягушачий, а груди… Фу, ты! Висят по бокам, как вывернутые карманы.
Подростком Ирина много переживала из-за того, что у нее не растет грудь. Все подруги давно уже носили бюстгальтеры и посмеивались над ее «детским размером». Сколько из-за этого было пролито тайных слез, ведь юная женщина свою привлекательность ставит в зависимость от очертаний груди, символа женского очарования.
И, где они теперь, те, кто смеялся?.. Большинство из них, после родов превратились в кустодиевских бегемотиц с отвисшими до пояса молочными железами, а их красавцы женихи стали пузатыми пивохлебами. А ее груди, с выступающими вперед сосками, не потеряли упругости и стоят высоко без всякой «поддержки». Не то что… - у этой. И нависнув над Диной, Ирина посмотрела на нее с нескрываемой гадливостью.
— Боишься щекотки?
– вкрадчиво спросила Ирина.
Яростное возбуждение охватило Ирину и она начала щекотать Дину, быстро перебирая пальцами по ее ребрам. Дина затряслась от давившего ее смеха.
– Ты зачем так разъелась?
– голос Ирины понизился до хриплого шепота, - А ну-ка, признавайся, зачем ты так разъелась?!
Дина хохотала взахлеб, дурашливо взвизгивая и прихрюкивая. От этих ласок она начала задыхаться и извиваясь, попыталась вырваться. Но Ирина вцепилась в нее с необычайной силой, и еще больше щекотала ее, черпая в своем злом возбуждении какое-то извращенное удовольствие.
— Ирочка, родная! Прошу тебя, отпусти! — проговорила Дина, запыхавшись, сквозь судорожные припадки смеха. Ее смех вскоре перешел в сухие, икающие рыдания.
— Хватит! Пожалуйста! Пусти! Я умру! — умываясь горячими слезами, стонала Дина, ей не хватало воздуха, она задыхалась.
Тело ее корчилось и билось в руках у Ирины. Захлебываясь, широко открытым ртом она хватала воздух, сердце ее рвалось и выскакивало из груди. И вдруг Дина увидела оскаленные зубы побледневшей, тяжело дышащей Ирины, ее неподвижные, налитые злобой черные глаза без зрачков. Дину охватила паника, она поняла, что Ирина вовсе не шутит, не играет, а мучает ее, - убивает! И уже сама не может остановиться.
— П-по-мо-ги… — в отчаянии рыдала Дина, но из ее, скованного судорогой рта, рвался лишь какой-то клекот и хрипение.
Сколько Дина ни силилась, она не могла ни вырваться, ни вдохнуть.
— П-п-помо-ги! Т-те!
– дергаясь в предсмертных конвульсиях, из последних сил цеплялась за жизнь Дина.
Крик ее лопнул струной и оборвался в груди, перейдя в хрипение умирающего.
— Помогите! — сквозь спазматические всхлипы удалось вскрикнуть ей страшным, полным ужаса криком.
Ирина наотмашь ударила ее по лицу и вышла из спальни.
В комнате пахло «Корвалолом».
Запахнувшись в голубенький халат с белыми горохами, Дина сидела перед трюмо и рассматривала себя в зеркало. Как всегда, больше всего на свете ее интересовало, как она выглядит. Ее левая щека пылала, и глаз заплыл. «Почему? Мы ведь были роднее сестер…», — сказала Дина голосом, каким говорят, когда жалеют себя и заплакала. Что ей еще оставалось делать? Слезы хорошо помогают в трудных обстоятельствах жизни. Но плакать ей быстро надоело. Она начала смотреть вверх и когда глаза снова наполнились слезами, Дина мастерским движением век, стряхнула их с ресниц и больше не плакала.