– Я и не умираю, дорогая, я всего лишь немного оглох, – подойдя ко мне ближе, он взялся за грязные тарелки и начал помогать мне расставлять их. – Доктор сказал, что это отклик моей детской травмы, помнишь я рассказывал о том хоккейном матче, во время которого шайба прилетела мне прямо в голову? И потом, твоей матери всего лишь пятьдесят пять, и в её возрасте иметь столько болячек – вот что по-настоящему ненормально.

– Как она?

– На самом деле очень хорошо. Весной было обострение, но сейчас её пора года, так что…

Я посмотрела на отца. Оба моих родителя уже наполовину были седыми, но в остальном они были совершенно различны. Отец был высоким, в него я и пошла ростом, хотя его высоту так и не взяла, а мать, на которую я всё же больше походила внешне, хотя и не скопировала ни одну черту её лица досконально, вдруг с возрастом как-то уменьшилась.

– Вы с Беорегардом обговаривали маршрут?

– Да, – уперлась руками в бока я – телодвижение, доставшееся мне от отца. – В Рёдбю нас будет ждать его паромщик, он должен будет переправить нас на территорию Германии, через пролив Фемарн-Бельт, высадить около Киля…

– В Рёдбю?

– Да, – насторожилась я, уловив напряжённую интонацию в отцовском голосе.

– Дорогая, как давно ты созванивалась с Беорегардом?

– Семь или восемь часов назад. А что? – моё сердце начинало подозревать неладное.

– Телевидение у нас пропало ровно пять часов назад. Последняя новостная сводка, которую мы видели, была из Лаландии.

– Это рядом с Рёдбю…

– Рёдбю, судя по всему, больше нет. Там горело всё, особенно красочно полыхал порт. Если сейчас там кто-то и будет нас дожидаться, тогда только охренительная туча заражённых людей. Так что даже если там нас изначально и ждал какой-то паромщик, его там больше точно нет. Как нет и никакой переправы через Рёдбю, – отец выразительно посмотрел на меня, явно ожидая от меня чего-то, но, так и не дождавшись, спросил напрямую. – Вы ведь обговаривали альтернативный маршрут? – Я так и застыла. Отец и без слов понял, что мы, как малолетние дети или последние идиоты не оговаривали никакого альтернативного маршрута. – Дорогая, думаю, тебе стоит ещё раз попробовать связаться с Беорегардом.

Телефон звенел оглушающей тишиной: ни единого намёка даже на белый шум. Возможно, с Беорегардом мы больше не созвонимся и тот раз был единственным, и последним. Больше никаких инструкций. То, что было сказано этим мужчиной тогда – всё, что нам будет дано. Наш единственный маяк.

– Вот, возьми это, – мама протянула мне кошачий лоток, уже укомплектованный наполнителем.

– Серьёзно? – повела бровью я. – Мы ведь не в кругосветное путешествие собираемся…

– Ты ведь не хочешь, чтобы этот котёнок испортил обивку кресел?

Она это серьёзно. За окном почти апокалипсис, а она заботится о кошачьем туалете во имя сохранения целостности обивки сидений. Впрочем, отличный ход: заморачиваться на привычных банальностях, чтобы не думать о тех ужасах, которые неожиданно обратились в нашу реальность.

Я взяла лоток из рук мамы и, открыв пассажирскую дверцу, отдала его Спиро.

– Засунь под сиденье. И возьми её на руки, – я кивнула на заснувшую и растянувшуюся на сиденье Клэр, которую кто-то уже успел прикрыть пледом. – Скоро здесь сядут дедушка с бабушкой, так что освободи место.

Сказав это, я захлопнула дверцу и вернулась назад к стоящей перед машиной маме. Держа в руках внушительную сумку, она усердно загибала пальцы.

– Мам, всё не влезет… – обведя взглядом все собранные ею сумки, выставленные в ряд у стены, сжато выдохнула я.

– Нет, мы возьмём это всё. Здесь всё самое необходимое.

Решив, что оставлю решение этого вопроса отцу, я не заметила, как замерла, заглядевшись на мать. Серые глаза, серый кардиган и бархатный серый обод на голове. Не знаю в какой момент, но я вдруг, смотря на мать, вспомнила ту серую даму на парковке в Грюннстайне. На неё напал заражённый, он повалил её на землю, она кричала так громко…

– Дорогая, всё в порядке? – из оцепенения меня вывел материнский голос. Только в этот момент я заметила, что она внимательно наблюдает за мной.

– Да… Да, всё в порядке, – откровенно солгав, я тяжело вздохнула и, упираясь левой рукой в бок, правую поднесла к глазам и с силой потерла их большим и указательным пальцами. – И откуда у вас лоток? Вы что, успели завести кота? – фальшиво усмехнулась я, вспомнив, как родители наотрез отказывались заводить любого вида домашнее животное, ссылаясь на чрезмерную ответственность перед живым существом. Так я желанную в детстве собаку и не получила.

– Пытались завести подбитого котёнка, но он уже был диким, так что так и не прижился, сбежал. Теперь приходит пару раз в месяц, чтобы поесть, а так совсем не объявляется. Я ему оставила корм у задней двери… Что же я не взяла? Что же?

– Дорогая, ты всё взяла, – отозвался вышедший на порог гаража отец.

– Точно! Соления!

– Что? – опешила я.

– В кладовой у меня закатки!

– Но ты никогда не готовила никакие соления! Отец, скажи ей…

– Оставь, – пропуская мать мимо себя, отец поставил на пол ещё одну сумку, – она две недели не отходила от плиты, учась закатывать малиновое варенье, огурцы и помидоры. Она точно не оставит это здесь.