— Не нужно, — отмахнулся Фан Линь и завалился на белые простыни. Всё тело мужчины вдруг заныло болезненно-сладким онемением.

А девочка зависла посреди комнаты. Мужчина хотел было её проигнорировать, но в итоге не выдержал, приподнял спину на подушку и показал на кресло:

— На нём спи, ты поместишься, — а старичку надо в кровать, добавил про себя мужчина.

Мая сразу кивнула, покраснела и убежала в ванную. Вернулась девочка спустя всего минуту.

Она залезла на кресло.

Наступила тишина.

Солнце совсем уже упало за далёкие небоскрёбы, и небо в большинстве своём было тёмным. Там, далеко на горизонте, зажигались уже окна и вывески старого города, в то время как в маленькой тепличке спального района было вполне себе темно. Когда Фан Линь закрывал глаза, перед ним стоял сплошной мрак — нежная и ласковая мгла. Но несмотря на это, заснуть у мужчины не получалось. У него ныл бок, ныла спина… Всё его тело, которым он едва ли мог пошевелить, после того как бросил его на кровать, изнывало от старых болячек, от самой старости.

Это было нестерпимо.

Мужчина думал даже спросить девочку, а не завалялась ли внутри её меча, который служил заодно и Артефактом для хранения всячины, снотворных пилюль. Он мучился ещё, наверное, час, переворачиваясь с бока на бок, но заснуть не выходило, как будто его тело тяжёлым и ржавым якорем держало его за границей нежного мира забвения.

Казалось бы, думал Фан Линь. Прошло тридцать лет. За тридцать лет можно смириться, особенно если другое ты знал всего три года. Но он не смог. Не смог привыкнуть к своей слабости и к своему убожеству, не смог привыкнуть засыпать в смертном теле.

На ладони мужчины зачесался и заныл старый ожог. Линь Фан вспомнил, как получил его. Давным-давно он случайно коснулся раскалённой плиты и сразу одёрнул руку. Ладонь мужчины тогда охватила страшная боль. А потом на него что-то нашло, какая-то ярость, ненависть к своему телу, которое раньше могло шагать по звезде, а теперь было таким жалким, и он целую минуту держал ладонь у раскалённой стали, пока всё его тело не охватили судороги, а кровь с разодранных губ не закапала на пол…

Фан Линь однажды коснулся небес. Ему было отвратно жить по шею в прахе.

Но ничего — подумал мужчина, улыбаясь жалкой улыбкой. Ничего. Сколько сказала Императрица ему осталось? Семь лет? И всё?

И всё…

Густая темнота вокруг Фан Линя вдруг изменилась. Она перестала быть нежной, но стала глубокой как сквозящая в никуда бездна. Мужчина уже думал ей отдаться, как вдруг услышал что-то в тишине. Тихое дыхание. Тихое, тихое сопение где-то в комнате. Он прислушался к нему, и постепенно бездна исчезла, его душа успокоилась, и мужчина оказался в состоянии нежного, но тяжёлого дрёма. Фан Линь спускался всё ниже в глубины своего сознания. Вдруг мужчина подумал, засыпая: а что если это не эликсиры? Что если у девочки и вправду ушло всего несколько часов, или даже меньше, чтобы с нуля открыть своё Звездное Колесо? Глупость конечно, это невозможно, но если…

Если…

Мужчине оставалось семь лет. Звёздный Владыка не мог его спасти, не мог и Дао Магистр, но может Дао Предок сможет? Семь лет…

Улыбаясь своей глупой фантазии, Фан Линь медленно поднимался в небеса сновидений.

Проснулся Фан Линь ранним утром, в самый тёмный час, когда зарево от города уже потухло, но солнце ещё только выкатывалось из-за незримого за линией небоскрёбов горизонта. Мужчина встал у панорамного окна и стал наблюдать, как медленно редеет разросшаяся за ночь у берегов озера туманная дымка. Потом он открыл окно, впуская прохладный сквозняк в душное пространство, и побрёл умываться.

Фан Линь положил руку на ручку двери в ванную. Завис. Мужчину неожиданно одолело страшнейшее предчувствие.

Каждый опытный воин в какой-то момент ты как бы учился предвосхищать угрозу, не силой Небесного Дао и триграмм, как делают это настоящие гадатели, но просто чуйкой; у Фан Линя была такая чуйка, и сейчас она била бешеную тревогу, чтобы он ни при каких обстоятельствах не открывал дверь. Мужчина медленно отошёл от неё, вернулся в комнатку и смиренно присел на кресло.

Спустя всего несколько минут, дверь, не щёлкая предварительно никаким замочком, открылась сама собой и вышла Мая в своей помятой, но чистой школьной блузке и длинной школьной юбке. Чёрные волнистые волосы девочки налипали на её лоб и на щёки, и лежали на ней как на мокрой собачке… Было видно, что она только что помылась.

Фан Линь выдохнул и поблагодарил свою интуицию за то, что он не открыл тогда дверь. Страшно представить, что было бы, если бы он это сделал.

Его и так подозревают в педофилии….

Мужчина расслабился и размяк в кресле, как самый настоящий победитель.

Затем Фан Линь достал журнал и позвонил по указанному там номеру. Нужно было узнать, где сейчас была Тай. Мужчина планировал для этого представиться журналистом, который хочет взять интервью у столь заслуженной модели. Но пошло всё немного неловко. Сперва из трубки донёсся нежный и приятный женский голосок — «Здравствуйте…» — Но как-только сам мужчина заговорил, стараясь держать улыбку на устах и звучать как можно более доброжелательно: «Здравствуйте, есть такая одна просьба, я вот работаю в одной газете, и мне бы хотелось…» как — только он всё это сказал, из телефона как будто подул ледяной сквозняк…