Так и в случае дуэли командира с комиссаром фарсовость официальной версии была слишком очевидна.

"Спустить на тормозах" дело о дуэли не удалось. Лидия Норд так излагает дальнейшее развитие событий:

"Донес ли кто о дуэлях в Москву или Реввоенсовет... сам послал туда рапорт - не знаю, но вскоре оттуда прибыли спецуполномоченные для нового разбора дела. Одновременно из Москвы был получен приказ, где Тухачевскому "ставилось на вид", что в Западной армии "процветает самый отвратительный пережиток офицерщины - дуэли".

Однажды вечером к командарму явился сильно перепуганный начальник артиллерии армии... Садлуцкий в сопровождении начальника Особого отдела... и армейского комиссара Смирнова.

– Представьте, еще комиссия не закончила работу, а у меня уже заваривается новая дуэль, - сказал, здороваясь, Садлуцкий, - поэтому мы и явились к вам..."

Суть дела свелась к ссоре между помощником командира одного артиллерийского полка и начальником боеснабжения того же полка. Первый съездил второго по физиономии, после того как тот назвал его "золотопогонной контрой". О намечавшейся дуэли успела донести жена начальника боеснабжения, опасаясь за жизнь мужа.

Рассказ Лидии Норд о том, как Тухачевский разрешил ситуацию, кажется достоверным из-за обилия весьма правдоподобных деталей и характеризует Михаила Николаевича с самой лучшей стороны. Его стоит привести почти целиком:

"Тухачевский сдвинул брови. Подумал. Потом, оглядев всех, спросил: "Что же вы решили?" - "Мы считаем, - ответил... начальник Особого отдела, что помощник комполка должен отвечать за рукоприкладство - это не царская армия..." - ядовито подчеркнул он.

"Рукоприкладством может считаться, когда старший командир ударит младшего или бойца, у них же звания одинаковы, - сухо сказал командарм и обратился к комиссару: - А что ты думаешь?" - "Я считаю, что помощник комполка еще при первых недоразумениях (а таковые были) должен был прийти к комиссару полка и пожаловаться ему", - ответил Смирнов.

"Жаловаться на товарища, да еще по мелочам, считалось у нас фискальством, - возразил Тухачевский.
– От этого отучали еще в корпусах..." - "Кто отучал?" - быстро спросил начальник Особого отдела. "Товарищи по классу. Фискалу доставалось так, что он это запоминал на всю жизнь. Какая аттестация у помощника комполка?" - спросил командарм Садлуцкого. "Отличная. До этого он командовал отдельным артиллерийским дивизионом. Его дивизион на всех учебных и показательных стрельбах выходил на первое место. Я его выдвинул вне очереди на должность помощника комполка".

Тухачевский кивнул головой и повернулся к Смирнову: "Вызови-ка ты мне всех полковых комиссаров к себе и проработай с ними хорошенько этот вопрос. Нужно прекратить оскорбления командиров, честно служащих в Красной Армии и укрепляющих ее боеспособность. Во-вторых: пусть они примут меры и против дуэлей. Скажи им, что против таковых боролись последнее время и в царской армии...
– Тухачевский вдруг усмехнулся и, обращаясь к Смирнову, сказал: И откуда это у твоих птенцов взялись такие "гвардейские замашки"?" "Подражание", - буркнул начальник Особого отдела.

"Пусть подражают хорошему, - отрезал командарм.
– Например, поменьше фискалят на товарищей..." - "А как же тогда с революционной бдительностью?" - пустил тот в свою очередь стрелу.

"Когда весь командный состав будет крепко и дружно спаян, то будет гораздо легче выявить настоящих врагов революции", - холодно и спокойно ответил Тухачевский. Он встал и поправил пояс, что всегда служило у него признаком скрытого раздражения. "Я считаю, - отчеканил он, - что Садлуцкий должен поговорить с помощником комполка, чтобы впредь он был сдержанней. И в случае повторения подобных оскорблений он должен подать официальный рапорт начальству. Начальника боеснабжения надо будет срочно перевести в другую часть, расположенную в другом городе. Вместе им после этого служить нельзя..."

Для несостоявшихся дуэлянтов все закончилось относительно благополучно, в чем немалая заслуга Тухачевского. Но командующий за неумение сработаться с Реввоенсоветом и нежелание признать право комиссаров вмешиваться в собственно военные вопросы поплатился, как мы уже сказали, переводом в военную академию.

Здесь он долго не задержался, также вступив в острые споры с академической профессурой из кадровых полковников и генералов царской армии о путях развития советских вооруженных сил и военного искусства. О его работе в академии я скажу немного погодя. Пока же отмечу только, что скорее всего тогда, в Москве, и завязался разрушивший второй брак Тухачевского роман с Чернолусской или с кем-то еще.

В январе 1922 года Михаила Николаевича вернули командовать Западным фронтом. На этом посту он оставался до конца марта 1924 года. Возможно, его возвращение было связано с активизацией отрядов Булак-Балаховича. В Кремле не без основания надеялись, что победитель Антонова с ними справится. Действительно, в течение нескольких месяцев люди Булак-Балаховича были оттеснены за польскую границу. А незадолго до окончательного отъезда Михаила Николаевича из Смоленска у него произошел второй и последний конфликт с Реввоенсоветом фронта. В Наркомат по военным и морским делам поступил донос на Тухачевского от секретаря парткома Западного фронта с обвинениями в неправильном отношении к коммунистам и в аморальном поведении. М. В. Фрунзе наложил на донос благоприятную для друга резолюцию: