— Но отца он удерживает! Прямо сейчас!

— Правда, и это для него нетипично, — согласился робот. — Может быть, ты спросишь родителя, почему он так поступает? Тем более, что он делает это так открыто.

Джефри посмотрел на него, потом повернулся к отцу.

— Ты лжешь!

Магнус тоже повернулся, хотя и не так стремительно.

— Нет, — спокойно ответил Род, — я определенно боюсь этого замка.

Джефри задрал подбородок.

— Но не настолько боишься, чтобы не разбивать лагерь в тени его стен.

— Ты заметил это...

Джефри поморщился.

— Прошу тебя, не будь со мной таким жестоким! Объясни, почему ты колеблешься.

Род взглянул на мальчика. Джефри заерзал под взглядом отца, но продолжал держаться гоголем.

Магнус негромко сказал:

— Имеешь ли ты право услышать, брат, если утратил веру в него?

Джефри, казалось, слегка расслабился.

— Не утратил. Правда. Я только хочу узнать причину, чтобы сохранить веру.

Род продолжал смотреть на усомнившегося в нем сына.

Наконец Джефри опустил голову.

— Прошу прощения, сэр, в том, что усомнился в тебе.

— Ну, конечно, — отозвался Род. — Спрашивай, что хочешь, сын, хотя ответ может тебе не понравиться. Но, пожалуйста, не сомневайся в отце. Я этого не заслужил.

— Да, не заслужил, — задумчиво проговорила Гвен. — Но ты мог бы быть более открытым с нами, супруг.

— Я сказал бы больше, если бы мог подобрать слова. Но нужно несколько минут, чтобы сформулировать, что меня тревожит. Скажу пока просто: я не люблю сюрпризы.

— Ага! — облегченно воскликнул Джефри. — Ты сам нам не раз говорил: не зная броду — не суйся в воду!

Род кивнул.

— Но мне потребовалось на это несколько минут, потому что перед нами не армия. Поэтому я и сказал, что боюсь. Эмоции — хорошая причина, и если я не могу понять, чего именно опасаюсь, разумно задержаться. Особенно, если есть возможность.

— Твои слова мудры, супруг мой, — кивнула Гвен. — Проведем ночь здесь, а утром узнаем, что сможем, — она повернулась к Корделии, которая внимательно слушала и делала в памяти зарубки на будущее. — Пойдем, дочь. Приготовим еду и позаботимся о ночлеге.

— Вы слышали, что сказала мама, мальчики, — подхватил Род. — Разбивайте лагерь.

Огонь костра под треножником с котлом и запах горячей пищи значительно улучшили настроение семьи. Отблески костра плясали на голове Фесса и на семейной палатке, которая с годами увеличивалась, пока не превратилась в небольшой павильон.

— С чего мы начнем разведку этого замка, папа? — спросил Магнус.

— Ну, твоя мама и я немного уже знаем о нем, сын.

Гвен кивнула.

— Он достаточно близко от Раннимеда, и до нас все эти годы доходили слухи.

— Но ведь это были сплетни, — возразил Грегори.

Гвен снова кивнула.

— И потому наверняка ошибочны. Но в любом слухе кроется зерно правды.

— И что говорит этот Слух? — спросила Корделия.

— Во-первых, — ответил Род, — мы знаем, что замок называется Фокскорт. Мы можем считать это фактом, потому что именно так называл эти руины король Туан, когда даровал мне их.

— «Даровал» означает «обременил», папа?

Род едва не подавился похлебкой. Вытер рот и глаза и сказал:

— Только в данном случае, Делия. Обычно это означает, что король разрешает рыцарю здесь жить и пользоваться доходом с земли. Все равно, что получаешь титул и землю в награду за верную службу короне.

— Но земля по-прежнему принадлежит короне? — спросил Магнус.

— Теоретически да, но с практической точки зрения она принадлежит рыцарю, которому пожалована, и его наследникам.

— Что значит «пожалована»? — поинтересовался Джефри.

— Дарована.

— Ага, — Джефри озадаченно поморгал.

— В нашем языке много слов, которые имеют почти одинаковое значение, — объяснила Гвен. — Хотя в разных случаях употребляется то одно, то другое. Поэтому использование слова в нужном смысле становится искусством. Это искусство носит название риторики.

— И не дается тем, кто считает его наукой, — добавил Род. — Итак, нам дарованы замок и десять квадратных миль окружающей территории, теперь это наше владение, хотим мы этого или нет. И если какой-то злобный призрак оспаривает наше право, нам лучше позаботиться о нем раз и навсегда.