серп её лениво зависал

Над свежескошенной травой.

В этот 1920 год в нашей семье родился братик Вася, а мне исполнилось десять лет. После праздника крещения я получил первые сапоги. Моей радости не было конца. Это событие стало для меня настоящим детским счастьем! Ведь ни у кого из моих друзей сапог не было.

– А ну-ка, Мишаня, сынок, примерь сапоги: впору али нет, – отец протянул мне новенькие, сшитые его руками меховые сапоги.

В них после лаптей ногам было непривычно: тепло и уютно. Я тут же выбежал на улицу и долго ещё бегал по снегу, пока отец не поймал меня за шиворот и не затащил домой. А когда мы легли спать, тайком взял сапоги в постель и уснул с ними в обнимку.

В этот год майским вечером я как обычно зашёл в хлев подбросить коровам сена и услышал, что кто-то копошится в углу. Подумал: «Телёнок что ли?». Подошёл поближе и вдруг увидел в темноте блеск чьих-то глаз, а потом и фигуру незнакомого мужчины. Я оторопел. Мужчина прижал к своим губам палец:

– Тссс! Не бойся, я тебе ничего не сделаю, не выдавай меня. Не поднимай шум.

Незнакомец оказался молодым человеком, лет двадцати пяти. Худой, измождённый, грязный и обросший. Глаза его бегали и горели от страха. Губа подёргивалась, он тяжело дышал, будто только что вбежал сюда. От удивления мои глаза округлились, по спине пробежал холодок. Я спросил незваного гостя почти шёпотом:

– Кто ты?

– Каторжанин, беглый.

– Да ну!

– Тебя как зовут, пацан?

– Меня Мишка. А тебя?

– Зови Макар. Мишка, выручи, принеси еду. Я три дня ничего не ел. Только никому не говори про меня.

– Почему это? Может, ты убийца или грабитель.

– Ты прав, я убийца. Кто-то убил мою невесту, а осудили меня. Пробыл на каторге пять лет, а как узнал, что власть в стране изменилась, решил бежать, может, новая власть мне поверит и работу даст. Давненько я иду, пробираюсь в Екатеринбург. Принеси еды, прошу!

Я сбегал в хату, незаметно прихватил хлеб, две картофелины и бегом обратно.

– Мишка, ты куда? – вдогонку крикнула мне мама.

– К телёнку.

Я подошёл к хлеву, озираясь – никого нет. И, выдохнув страх, смело вошёл внутрь. Сердце бешено колотилось в груди. «Вот это да! – думал я. – Настоящий преступник! Это здорово и боязно?»

– Тебя ищут? – задав вопрос, я протянул Макару хлеб.

Он с нетерпением вырвал у меня из рук еду и, откусив огромный кусок хлеба, быстро почти не жуя, проглотил его.

– Бывало раньше такое, искали беглых в Ермаках, – продолжал допытываться я.

Давясь едой, беглец пробубнил:

– Ищут, наверное, но я завтра уйду.

– После революции освобождённых с каторги много у нас по тайге шаталось. Охотники опасались в лес ходить, того и гляди напасть могли да ружьё отобрать.

– Политическим повезло, их освободили.

– Так ты знаешь, куда идти и где этот Катербург?

– Екатеринбург! Знаю, у меня карта в голове есть. Мишка, я сильно устал. Переночую здесь, хорошо? – Макар, уютно устроился на сене, свернувшись в калачик.

Корова Машка с тревогой наблюдая за нами, словно что-то понимая, громко промычала:

– Мууу!

– Тихо, Машка, молчи! – приказал я корове.

Она замолчала и, отвернувшись, принялась жевать сено, звеня колокольчиком на шее. Я забросал каторжанина соломой и побежал домой. А вечером во время ужина поинтересовался у отца:

– Отец, а где находится Екатеринбург?

– Далеко, сынок, зачем тебе?

– Да так, просто спросил.

– На Урале.

– А Урал где?

– Вырастешь – узнаешь.

На следующее утро, как только проснулся, сразу же побежал в хлев, сунув за пазуху еду для своего нежданного гостя. Макар уже поджидал меня, прячась на верхнем ярусе хлева, где лежало сено.

– Я испугался, что ты приведёшь милицию, – спускаясь, сказал он.

– Макар, расскажи мне про свой город.

Он рассказал об Урале, о городе и других местах, в которых побывал. Но вскоре меня позвала мама, и я убежал, а когда вернулся, беглеца уже не было. Тогда же мне подумалось: «Как это, наверное, страшно и неприятно, когда за тобой гонятся, и как тяжело жить без еды и ночлега».