— Почти живая, — тихо откликнулась я. Слабее, чем мне бы хотелось. Но точно так, как хотелось бы Эду, потому что я явственно видела, как блеснули удовольствием его глаза.

Мне не удалось отбрыкаться от его присутствия со мной в душе. Против железобетонного "ты после клофелина в обморок грохнешься, мне тебе дверь ломать?" у меня контраргументов не нашлось. Так что мылась я, торопливо крутясь в кольце медвежьих рук. Потрахаться мы в душе не потрахались, но кажется, не так уж много меня от этого отделяло. По-крайней мере, его касаниям мое тело радовалось, да и сам по себе душ не смог смыть с меня эту странную слабость, разливавшуюся от прикосновений Эда.

Нужно взять себя в руки. Нужно уже сбросить это странное наваждение, что одолело меня после этого чертового секса. Ну, подумаешь — секс. Между прочим, даже не первый у нас. Хотя… Нереальный был секс, ничего не скажу против этого утверждения.

В рамках “сделай мне больно, не вылезая из постели” — это был отличный заход. Потрясающий.

Эд сбил с меня всю мою скорлупу, до той внутренней меня, что могла только скулить и слушаться, слушаться и скулить. Господи, да я давно не помню такого мужчину, что меня затрахал настолько, что я умоляла его разрешить мне кончить. Ну… Точнее помню. И от этого у меня мороз по коже. Именно от того, кем, собственно, являлись друг дружке эти два конкретных персонажей.

Ладно, Алекса я любила, захлебываясь восхищением от его охренительности, бесконечной честности относительно меня, щедрости — по всем показателям, да и в принципе… Говорить об Алексе и его достоинствах можно было долго.

Но почему же аналогичной реакции добивался от меня такой непохожий на Него мужчина? Как вообще у него это вышло?

Но вышло. Вышло, черт возьми.

Эд сидел на моей кухне, ерошил свои мокрые волосы, лениво наблюдал за мной, крутящейся между сковородкой и кофемашиной, и… И от его взгляда что-то во мне дрожало, будто натянутая струна. Что-то. Это странное что-то, которое надо было поскорее утилизировать.

Не связываться с одноразовыми — никогда. Это был зарок, который я проигнорировала совершенно зря.

Именно поэтому я сейчас молчала, нарочно игнорируя необходимость поговорить. Если бы я хотела поговорить… Мне было бы неплохо, если бы Эд от меня наконец отстал. Но он не был намерен отставать, это я видела — и в его взгляде, и в его позе, и во всем остальном.

И потом, что я могла ему сказать?

Единственным моим внятным выводом после этого раза было только одно: “А Антон Эду очень сильно натирал”. И Эд только выиграл, отказавшись от этой маски, отбросив необходимость врать и поддерживать собственное вранье. Самим собой он был еще наглее, еще бесцеремоннее, еще жестче, и… Честнее.

Да, в таком виде он мне неожиданно нравился сильнее, чем Антон. Гораздо сильнее. Настолько жесткий, настолько одержимый мной… Но одержимый ли вообще? Ну, допустим, мальчик любит потрахаться и ему это нравится делать со мной. Какие это мне дает гарантии? И на кой хрен мне вообще нужны те гарантии?

Он завтракал довольно спокойно, терпимо отнесся даже к не очень деликатесной яичнице с зелеными помидорами и парой гренок. Когда глянул на часы — недовольно поморщился, и этому я обрадовалась.

— Тебе нужно ехать? — Честно говоря, я спрашивала это не без надежды. Мне нужно было побыть одной, без этого голодного взгляда, без него за собственной спиной. Он реально сбивал меня с толку, по спине бежали странные — то ли взбудораженные, то ли встревоженные мурашки. Но все-таки мальчик был большой босс. Могла же я понадеяться, что без него мир не крутится?

— Увы, — невозмутимо кивнул Эд, подхватывая со стола чашку и залпом допивая из неё кофе. Затем облокотился на стол, глядя мне в глаза, заставляя меня замереть, как бандерлога перед гипнотическим взглядом Каа.

— Я за тобой заеду вечером, сладкая. Жди меня в черном платье и чулках, с распущенными волосами. Мы поужинаем и поговорим. — Ровный тон. Не просьба, а приказ. Какого хрена он себе это позволяет? С какого хрена он вообще решил, что ему позволено это?

Ответы на эти вопросы я знала, вообще-то. Я сама приняла его роль как Доминанта — только на один раз в сексе, но кажется, мальчик решил, что эти права действуют гораздо дальше.

Самое паршивое в этой ситуации было то, что в животе у меня скрутился восхитительно возбужденный клубок. Мне этого зверски не хватало — этого тона, с которым у меня не получилось бы поспорить. И… Да, я на краткий миг действительно захотела его послушаться и посмотреть, что этот мальчик может мне предложить. Захотела и тут же отвесила себе мысленную пощечину. Вышла за ним в прихожую, оперлась плечом об стену, скрестила руки на груди.

— Что, если я скажу, что не хочу, чтоб ты приходил вечером? — твердо поинтересовалась я.

Эд, застегивающий у зеркала пуговицы пальто, обернулся ко мне. Окинул взглядом — от кончиков пальцев и до макушки. Будто жаром на меня дохнул.

— Если ты это скажешь, — неторопливо протянул он, — то в этом случае я, разумеется, не приду. Есть правила. Нет, значит — нет.

Это звучало очень хорошо. Очень-очень хорошо. Вот только…

Эд просто шагнул ко мне, вжимая в стену своим чертовым медвежьим телом. Горячим. Тяжелым. Черт-черт-черт…