Андрей больше не пытается меня удерживать. Кажется, мы оба попадаем в какую-то неведомую нам и выставленную кем-то другим ловушку. Стрелка часов явно замедляет ход.

Кладу раскрытую ладонь ему на грудь, веду чуть выше. Пальцы на секунду проваливаются в ямочку у ключицы, вздрагиваю и резко отдергиваю руку.

Мне кажется, Панкратов в не меньшем шоке, чем я сама. Даже захват ослабил.

— Пусти, — сглатываю. — Пусти ты меня уже, — толкаю его в плечо, чтобы уйти. — Ни убить меня, ни надругаться надо мной ты не можешь. Поэтому убери руки и дай пройти!

Храбрость окончательно поднимает голову. Расправляет плечи.

Я делаю глубокий вдох, протискиваюсь между ним и стеной. Подбираю с пола телефон и вполне обыденным шагом выхожу за дверь в полной тишине. Правда, в коридоре быстрее пули несусь в Леськину спальню.

Ненормальный. Толкаю дверь и сразу забираюсь с головой под одеяло. Тапки сбрасываю на пол уже из укрытия.

Меня трясет. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Что это было? Что за глупая реакция, Еся?

Переворачиваюсь на бок, засовываю руку под подушку.

Закрываю глаза и снова вижу его. Все эти мерзкие улыбочки, выверенные движения. Даже в ушах его голос. Я до сих пор это слышу. И чувствую прикосновение пальцев к собственным губам.

Его горячих пальцев.

Ненавижу.

Меня от него тошнит. Он мерзкий, гадкий, самовлюбленный индюк, которому снова стало скучно. И в моем лице он нашел лишь развлечение.

Правда, я еще не знаю, что скоро его в моей жизни станет слишком много…

— Еська! — взвизгивают Ленка с Катькой, не переставая орудовать ложками и поглощать рисовую кашу на молоке.

— Завтракать будешь? — мама бросает на меня беглый взгляд, переворачивая на сковороде очередной блинчик.

— Нет. Уже опаздываю. Забежала посмотреть, как тут дела.

Пришла удостовериться, что наша квартира в целости и сохранности после появления папаши. А тут — сюрприз. Оказалось, мама с девчонками вернулись еще ночью. Успели на последнюю электричку.

— Ты сегодня допоздна?

— Думаю, да. У меня репетиция, а потом на работу еще нужно.

— Будь осторожнее. По ночам домой возвращаться…

— Я все знаю, мамуль. Не переживай, у меня есть баллончик и электрошокер, — целую ее в щеку.

— Ладно, — поправляет воротничок на моей рубашке, — юбка-то совсем коротенькая, — качает головой.

Мама всегда хочет казаться строже, чем есть на самом деле.

— Бабье лето, — пожимаю плечами и заворачиваю блинчик с творогом в салфетку, поем по дороге на учебу.

Взлохмачиваю Ленкину карешку, за что получаю шлепок по руке, прежде чем выйти из кухни. На пару минут притормаживаю у зеркала в прихожей. Придирчиво осматриваю свой внешний вид в отражении. Подкалываю волосы шпильками на затылке, собирая незамысловатый пучок из ярко-рыжих прядей.

Честно говоря, в нашей семье густая огненная шевелюра досталась только мне. От отца.

В детстве я терпеть не могла свои волосы. Меня за них, конечно же, дразнили. А когда по весне нос и щеки покрывались веснушками, в общем, «рыжий-рыжий, конопатый» звучало из каждого утюга.

— Еська, куда это ты так марафетишься?

В гостиной открывается дверь, и захмелевший отец практически вываливается в коридор. Он успевает упереться ладонью в стену, чтобы не упасть.

— На учебу.

— С каких это пор на учебу ходят с еле прикрытым задом?

— Не твое дело, — цокаю языком и скольжу ладонями по бедрам, чуть оттягивая вниз свою черную кожаную юбку.

Еще не хватало его нравоучения слушать, было бы от кого.

— Я ушла, — слегка повышаю голос и выскальзываю за дверь.

На остановке повторяю прошлую лекцию по философии. В маршрутку залезаю тоже в обществе Теодора Адорно.

К сожалению, я не круглая отличница и никогда ею не была. Последний год в школе состоял исключительно из зубрежки, а еще подработок для оплаты репетитора. У мамы на это финансовой возможности не было. Санитаркам в больнице платят сущие копейки, да и деньги все в основном на младших уходили. То какие-то прописи купить, то дополнительные тетради…

Я училась и работала с одной-единственной целью — хорошо сдать экзамены. Получить внушительное количество баллов и поступить на бюджет.