Микаэль вышел из парализовавшего его ступора, выхватил из рук журналистки микрофон и, глядя на нее с презрением, сказал первое, что пришло ему в голову:

– Льву наплевать на то, что думает о нем овца! – затем стал обвинять ее в мошенничестве и подтасовке фактов, а также в желании таким образом себя пропиарить с целью продвижения по карьерной лестнице.

Выхватывая у журналистки микрофон, Микаэль нечаянно задел им ее лицо. Сквозь толпу уже пробирался «защитник» журналистки – ее напарник. Подскочив к Микаэлю, он сшиб его с ног со словами:

– Ты еще женщин бьешь!

И действительно, из носа журналистки уже текла кровь.

Микаэль ударился головой о ножку рояля и в первый раз в жизни понял, что выражение «искры из глаз посыпались» – не пустое выражение.

Тем временем журналистка, придерживая нос, завладела микрофоном и отпарировала Микаэлю:

– Дефицит львов – не повод ценить шакалов! Вы – шакалы. Вы гробите невинных детей!

Вскочив и не обращая внимания на вспышки фотоаппаратов и направленные на него камеры, Микаэль нокаутировал напавшего на него журналиста и, уже не владея собой, как кошку взял за шиворот ретивую журналистку и спустил ее со сцены. Тем временем от удара пришел в себя ее коллега и снова бросился на Микаэля. Последнее, что смог уразуметь Микаэль – это то, что других членов правления фондом в зале уже не было.

Этот холод, каким каждый раз обдавала его мачеха, снова его пронизывал. Микаэль молчал, но во всем его существе ей чудился немой укор в смерти его отца. Мать и сын, Лора и Эдуард, на похоронах стояли рядом, в них Микаэль не чувствовал ни тени скорби по мужу и отчиму, они словно смотрели на это трагическое событие как на очередную, обыденную веху в их жизни. Так, по крайней мере, казалось оставшемуся круглым сиротой Микаэлю, он ощущал себя чужим в родном доме, который теперь к тому же уже и не был его собственным. Шикарный двухэтажный особняк отходил вдове его отца, а судиться с ней за долю в нем Микаэль не собирался. Наконец Лора попыталась прервать эту муторную борьбу взаимной неприязни. Чувствуя себе старшей и обязанной сказать в данной ситуации хоть что-то благородное пасынку, она к нему подошла.

– Микаэль, это также твой дом, ты можешь бывать здесь, жить здесь, когда и сколько захочешь…

– Спасибо, – в тоне Микаэля чувствовалась ирония.

– Микаэль, послушай… Мы не очень-то ладили…

– Лора, давай без этого. Я уезжаю. Надеюсь больше тебя никогда не увидеть.

Вечером в отцовском доме его уже не было.

Микаэль очнулся после очередного сна – воспоминания. Он уже два дня был в больнице, куда его, потерявшего после нападения журналистов сознание, привезла Элина. Головная боль не утихала, вероятно, еще и потому, что по телевизору постоянно крутили репортаж о произошедшем на благотворительном вечере скандале, журналисты упивались своей победой и смаковали подробности.

Фонд «…», как и следовало ожидать, оказался в центре внимания правоохранительных органов, а лично он сам без какой-либо презумпции невиновности оказался также и в немилости у общественности.

Микаэль привстал, пить страшно хотелось. Элина, постоянно сидевшая возле него, подала ему стакан воды.

– Ну как ты? – спросила она.

– Лучше… А ты все здесь?

Элина как-то необычно смотрела на него. Микаэль понял, как. В ее взгляде не было привычной, так опостылевшей ему, нежности.

– Микаэль, ты можешь мне ответить на один вопрос?

Без этого вопроса вообще не могло бы быть какой-либо закономерности в жизни.

– Это правда, – не дожидаясь озвучки мучительного вопроса, не глядя Элине в глаза, сказал он.

Элина закрыла лицо руками.

– Как ты с этим жил?

Микаэль молчал. Ничего неожиданного в данной ситуации для него не было. Он видел, как сквозь пальцы Элины просачивались слезы.

Она встала и направилась к выходу. На пороге оглянулась и резко бросила:

– Как я могла так тебя придумать!

Микаэль закрыл глаза и услышал, как хлопнула дверь.

Сейчас Микаэль чувствовал себя как тогда, когда уехал из дома учиться – он совершенно один в чужой стране, никому не нужный. Затем – известие о смерти отца. Обидное осознание того, что если он сгинет без следа, то никто этого и не поймет, вновь овладело им. «Волк слабее льва и тигра, но в цирке он не выступает», – подбодрил сам себя Микаэль. Когда он бывал во власти очередной депрессивной «волны», эта поговорка немного помогала.

Сам виноват. Сознательно пошел на сделку с совестью, предпочел хорошую жизнь страху неудач – и вот она, расплата. Ведь он знал, что однажды так и будет. Он также знал, что и Домбровского в критический момент найти не сможет – он исчез, канул в небытие, засел где-то на островах, обналичивает кровавые денежки.

А теперь Элина, которая так давно претила ему своей навязчивой любовью, и от которой он так мечтал отделаться, сама бросила его, презирала его и, может, даже ненавидела.

Сейчас фонд находился «под прожекторами», работа была приостановлена, документы подвергнуты сплошной ревизии. Микаэль бежать, как Домбровский, не собирался, он вернулся из Праги и ждал неопровержимых доказательств преступной деятельности фонда.