Только бы не засекли «Эвенджер» во время посадки…

После Марка ван Торенса на экранах показался Батт. Вокруг его глаз залегли темные круги – не много же шефу довелось поспать за последние недели.

– Мне мало что остается добавить к словам Марка, – сказал он просто. – Я тоже желаю вам удачи. И верю в вас. Вперед, в небо… И обязательно возвращайтесь.

К икс-команде обратились еще несколько человек. В общем-то, все говорили одно и то же. А что еще можно было сказать в такой момент? Но Пир поймал себя на мысли, что жадно слушает каждого оратора, и готов слушать их хоть до вечера.

Потом оперативники тщательно и неторопливо упаковывались в «Скорлупу» с дополнительным медицинским модулем. Проверяли оружие. Подбадривали друг друга, как могли. Дистанционщики тоже облачались в «Скорлупу» – даже если им и не придется покидать железное чрево «Эвенджера», без защитных костюмов они бы не обошлись: Марс, все же, не загородный парк. Он хуже Антарктиды… Пир многое узнал последнее время о Марсе.

Нестройной цепочкой икс-комовцы тянулись к «Эвенджеру». Поднимались по сходне. Проходили мимо неподвижных и безжизненных танков – и укладывались в кресла. Подключали разъемы медицинского модуля к гнездам на панелях коконов-антигравов, вверяя свои тела электронным врачам.

Пир, воткнув серебристые штекеры, удовлетворенно дождался мелодичного сигнала и зеленого огонька на пульте. Его врач сигнализировал, что все в порядке. В вену комаром вонзилась игла, и сознание Пира стало мутнеть.

– До встречи, ребята, – сказал он заплетающимся языком. – До встречи на Марсе…

Его услышали почти все. А кое-кто успел даже ответить, прежде чем забылся.

Сходня медленно и плавно поднялась. Пилоты, бодрствующие пока все вчетвером, приступили к делу. Мигнув габаритными огоньками, «Эвенджер» отдался мощи работающих двигателей. Тягачи лишь вытащили его по узкому наклонному рукаву наружу, на плотный укатанный снег.

– С богом! – выдохнул на базе «Европа» Майкл Батт. И один из пилотов поднял «Эвенджер» в голубое и безоблачное небо длинного-длинного антарктического летнего дня.

Пир выплывал из мутной глубины сна. Сознание прояснялось, мысли обретали стройность, а туман мало-помалу улетучивался из головы.

Если он проснулся, значит перелет благополучно завершился. И под опорами «Эвенджера» – плоть другой планеты. Марса. Красная каменистая плоть.

Пир пошевелился. К конечностям возвращалась жизнь, прогоняя стада назойливых прохладных мурашек, обосновавшихся в каждой мышце.

Кокон-антиграв аккуратно опустил Пира в кресло и бесшумно отключился. Погас зеленый глазок. Пир отстегнул медицинский модуль от «Скорлупы», даже не выдернув штекеры. А зачем?

Зажегся другой огонек, на пульте. Пир вызвал на один из мониторов в спинке переднего кресла пилотскую кабину, а на второй – изображение с внешних датчиков. Второй монитор сразу налился густо-красным.

Марс выглядел точь-в-точь как на фотографиях. Необычно красная каменистая пустыня. Было очень странно видеть ее, совершенно безжизненную. На Земле, даже в самых гиблых местах можно увидеть упрямый живой стебелек, сухую травинку, насекомое…

Здесь все дышало смертью, даже сквозь глаз видеодатчика и матрицу монитора. Смерть. Мир смерти.

А они принесли сюда еще немного ее же – той, что рано или поздно приходит за каждым. Просто Земле нужно, чтобы за этериалами и сектоидами, за флоатерами, мутонами и человекозмеями смерть пришла пораньше. За ними и их беспощадными созданиями, будь то робот-кибердиск или сгорающий в вихре неудержимого метаболизма хризалид.

– С добрым утром, Пир, – сказал кто-то из пилотов. Они, конечно, уже давно на ногах, все четверо. Вахтенный разбудил троих коллег еще на подлете к Марсу, на орбите. Посадка – достаточно важный процесс, чтобы доверять его одному человеку. Даже если это посадка в автоматическом режиме и пилоты остаются лишь наблюдателями большей частью.

– А сейчас утро? – спросил Пир вместо приветствия. Пилот, пожелавший ему доброго утра, весело фыркнул:

– Утро, это не когда встает солнце, а когда ты просыпаешься. С моей точки зрения уже за далеко полдень.

Что-то здравое в этом утверждении было. Пир тоже иногда переходил на ночной образ жизни, когда приезжал домой, в отпуск.

Почему-то от десятидневного сна Пир очнулся первым. Вторым зашевелился Хуан Олаэча. Потом – Том Додж.

Через полчаса после того, как Пир обрел ясность мыслей, пробудились все, включая дистанционщиков. Завадски отстегнул шлем «Скорлупы» и бродил по проходу, раздавая из пластикового пакета витамины и запаянные в целлофан завтраки. Паллистер помогал ему, а Большой Дик Бейли носил громадный термос с кофе и кассету с одноразовыми стаканчиками.

«Смешно! – подумалось Пиру. – Два коммандера и полковник разносят пайки сержантам…»

В сущности, все звания, присвоенные за время проекта, мало что значили для самих оперативников. И если новичок оказывался настоящим бойцом и хорошо проявлял себя в миссиях, никакой разницы между коммандером и рядовым-скводди икс-комовцы в своем кругу не делали. Другое дело для посторонних, особенно надоевших всем шишек из НАТО и ООН – тут даже Пиру иногда приходилось надевать форму в довесок к важно надутым щекам. На пресс-конференциях, например.