Ночь прошла в бесплодных попытках уснуть. Михаил ворочался, сосчитал в уме до ста, потом до тысячи, попытался подумать о предстоящих назавтра делах, но мысли его упрямо возвращались к Лилии. Он десятки раз передумал, что он должен был сказать ей, как объяснить то, что он сделал, как оправдаться. Подбирал сотни слов, и все они оказывались не те, если он сам себе не находил оправдания, как он может убедить кого-то, что он на самом-то деле белый и пушистый, просто сейчас немножечко болеет. Да уж, «болен на голову», как сказал его отец, – «нахрена было устраивать побоище, выгнал бы мерзавку с позором, и дело с концом». Отец, как всегда, был прав, вышло, что с позором из Москвы сбежал сам Михаил. Он вспоминал, как резко оттолкнул Лилию, когда понял, что ещё одно её прикосновение, и он не сможет держать себя в руках, она была так близко, такая нежная, искренняя, тёплая. Понимал, что в её глазах выглядит полным дураком и грубияном, и знал, что вряд ли сможет это исправить. Так до утра князь и промучался, глядя, как постепенно светает за окошком, как полная темнота становится сначала серым маревом, потом медленно приобретает ясность и синеву. Новый день обещал быть погожим, но на душе у Михаила стало совсем муторно. Он встал, оделся, плечо уже почти не болело, всё- таки эта травяная мазь творила чудеса, так быстро его раны ещё никогда не заживали. Значит, Лилия придёт осмотреть его плечо лишь раз, следующего не потребуется. Возможно, она уже будет знать, чем отличился князь. Михаил скривился. Ладно, пора выгонять дружинников на тренировку, да и конюшню надо заново отстраивать. Голова после бессонной ночи была тяжёлой, и он решил искупаться, освежить голову. Достал чистое полотенце из сундука, позвал Захара, наказал ему, чтобы начинал заниматься с ребятами без него, а сам двинулся к речке.

Солнце ещё только вставало, едва показалось кокетливо над лесом, позолотило верхушки ёлок. Над рекой стелился парок, таяли остатки утреннего тумана. Незаметно для себя Михаил вышел на те же мостки, где вчера виделся с Лилией. Воспоминание о ней опять отдалось в сердце ноющей струной. Вдохнув свежий речной воздух, он резко сдернул с себя рубаху и штаны и нырнул в по-утреннему прохладную июньскую воду. Его обдало холодом, захватило дух, Михаил сделал несколько мощных гребков и почувствовал, что тело уже привыкает к прохладе. Размашисто загребая кристально прозрачную воду, он довольно быстро доплыл до другого берега, перевернулся на спину и поплыл обратно уже медленно, едва перебирая ногами и смотря в бездонную синеву неба. Вода успокаивала, давала сил, казалась уже совсем тёплой. Выходить не хотелось, так бы плыл и плыл по течению, ни о чём не думая, ни о чём не сожалея, если бы ещё можно было уплыть от себя. Михаил подгрёб к мосткам, ухватился за доску и уже хотел было выдернуть тело из прохладных объятий воды, как заметил движение на берегу. Он напряжённо замер, но тут же расслабился, узнав девушку, которая шла в его сторону по мосткам. Это была Мария. Слегка покачивая бедрами, она улыбалась, глядя на князя.

– Доброго утречка, свет Михаил Ермолаевич! Как водичка?

– Неплоха, Мария Исуровна. Так ведь не пристало вроде девицам подглядывать за мужским купанием. – Михаилу было неудобно под её пристальным взглядом, и он, как мальчишка, смущался вылезти перед ней из воды.

– Так то девицам! А мне и самой искупаться можно!

Она загадочно улыбнулась и начала медленно развязывать пояс и тесёмки на рубахе. От такого нахальства Михаил даже не нашёлся, что ответить. Смотрел, как она плавно спускает по плечам рубаху, как обнажается её ладная фигура, высокая пышная грудь с тёмными сосками, впадинка над пупком, тёмный курчавый треугольник чуть ниже, плавные изгибы бёдер, стройные ноги. Поднявшееся солнце придавало её коже золотистый оттенок. Она была хороша, хороша, как античная статуя, которую, как некую диковину, привезли в дар его отцу из Константинополя. И смотрел он на неё как на ту статую, прекрасную, но не пробуждающую желание. Она призывно улыбнулась, присела на краешек мостков, спустила ноги в воду и перекинула тяжёлую чёрную косу себе на грудь. Русалки, наверное, обзавидовались бы, увидев её сейчас. «Ну же, – уговаривал себя Михаил, – перед тобой красивая обнажённая женщина, которая сама предлагает тебе удовольствие и забвение, что же ты медлишь, возьми то, что дают, и не мечтай о большем!» Но проклятое тело отказывалось повиноваться.

– Вам нравиться то, что вы видите, князь? – Голос Мары прозвучал довольно хрипло. Она погладила правой рукой сначала одну грудь, потом другую.

– Нравится!

– Так вы подойдите поближе, потрогайте, не бойтесь, не растаю. Может, на ощупь вам понравиться больше?

Михаил, преодолевая внутреннее сопротивление, приблизился к девушке и погладил её обнажённую ногу. Ничего, никакого отклика в его теле это прикосновение не вызвало. Он вдруг подумал, а если бы вот так перед ним сидела Лилия. Картина, нарисованная его воображением, вспыхнула в голове так ясно, что Михаила как молнией ударило. Образ тоненькой обнажённой девушки с бирюзовыми глазами вызвал такие волны в его теле, что он как ошпаренный выскочил из воды и, чертыхаясь, стал натягивать на мокрое тело штаны и рубаху. Мара, не понимая, что происходит, обескураженно смотрела, как князь сражается с одеждой.

– А чё такое-то?

– Прости, прости, я не могу! – еле выдавил он сквозь зубы. Резко развернулся и почти побежал к городищу.

«Чёрт, чёрт, чёрт!!! Мало того, что болтают, как он, чудовище, ревнивец, жену убил, так теперь ещё и будут говорить, что он как мужчина ни на что не годен! От такого мужика жена и правда на сторону побежит! А Мара не промолчит, поделится своим разочарованием! Гадство, как же эта лесная девчонка меня зацепила! – Михаил шёл и в ярости пинал все близстоящие у тропы деревья. – Да что это за наваждение такое! Забыть, забыть!» Он влетел на двор, где тренировались его дружинники. Не переодеваясь и даже не натянув кожаные щитки, схватил тупой тренировочный меч и тут же организовал бой сразу с тремя противниками, потом противостояние пятерым. Заставил попотеть каждого своего бойца.

Он вкладывал столько силы и ярости в свои удары, что вскоре потренироваться с князем охотников уже не находилось. Дружинники потирали побитые бока и косились на князя уже недобро. «Ладно, – князь перевёл дух и отбросил меч в сторону, – кликните там Прохора, он ещё вчера хотел лес под строительство приглядеть. Идите обедайте, да потом, кто поцелее, давайте с нами на вырубку, надо сегодня несколько сосен завалить и в городище доставить».

К концу дня Михаил так вымотался, что рухнул на кровать и тут же погрузился в глубокую тёмную пучину сна без сновидений. Проснулся, когда за окном едва посветлело, от ноющей боли в плече. Он пощупал повязку, она затвердела от пропитавшей её и уже подсохшей крови. Всё-таки он зря вчера сначала намочил повязку при купании, а потом махал мечом и топором, как оглашенный. Шов, аккуратно наложенный Лилией, разошёлся, и рана, уже начавшая подживать, снова открылась и болела. Князь сжал зубы. Ничего, он потерпит! Звать эту девчонку из леса он не будет. Не нужна она ему, не нужна! И не такие раны заживали. Ну, останется шрам уродливый, так он и так не больно привлекателен, что со шрамом, что без шрама, всё едино! Жалко только, что заниматься с дружинниками будет несподручно, так погонять их, как вчера, не получится. Ничего, он всё равно не даст им расслабиться. И, кое-как натянув рубаху на больное плечо, Михаил пошёл умываться.

День проходил, наполненный делами. Всё было как всегда, разве что бабы, завидев Михаила, улыбались и шушукались как-то больше обычного, на что он пытался не обращать внимания. Князь старался не показывать, что с ним что-то не в порядке, только Прохор заметил проступившее на рубахе кровавое пятнышко, спросил, может, лекарку позвать, на что Михаил огрызнулся, выпроводил Прохора и сходил поменял рубаху. «Что её звать?! Она же сама хотела прийти! Через пару дней. Так, может, это сегодня?» Он не хотел признаваться себе, что ждёт её, что непроизвольно вглядывается в каждую женскую фигуру, появлявшуюся на общинном дворе. Пару раз ему даже показалось, что он слышит её голос, сердце замирало, но её всё не было. Когда стемнело, и князь понял, что Лилия сегодня не придёт, его охватило отчаяние. Всё-таки он отпугнул её своей грубостью так, что она не хочет больше видеть ни его, ни его людей. Что ж, этого следовало ожидать, правда, легче от этого не становилось. Михаил честно пытался уснуть, но тяжёлые мысли и боль в воспалённом плече промучили его до утра. Перед рассветом он забылся и проснулся, когда Захар постучал в дверь и крикнул, что дружинники вышли на тренировку. Михаил сел, голова кружилась, дыхание было горячим. «Вот и получай все прелести самолечения. Только горячки мне не хватало!»

Он попросил Захара провести тренировку без него и, обессиленный, откинулся обратно на кровать.

После расставания с Михаилом Лилия два дня ходила смурная, проверяла капканы, собирала молодые июньские травы, пропалывала огородик, успела перестирать все свои и материны вещи, поправить загон для козы и даже сделать в домике тщательную уборку. Мать смотрела на развитую ею кипучую деятельность молча, но когда Лилия утром третьего дня взяла метлу и полезла на крышу чистить трубу, не выдержала, схватила её за руку, подтащила к столу и насильно усадила на лавку.